мама меня не бросит, когда бы и в каком бы качестве она мне ни понадобилась. Пусть пуповину перерезают при рождении, но шершавый канат недержания, несварения и непонимания, которым обвиты первые годы жизни ребенка, удерживает тебя, его мать, рядом, пока однажды он не почувствует себя достаточно сильным, чтобы тебя оттолкнуть.

Вот почему в свои тридцать три года я, сама ставшая матерью, знала: по-прежнему можно обратиться к собственной маме за помощью. В отличие от брака, от трудового договора, от ипотеки, родительство – это пожизненные обязательства, от которых никогда полностью не избавиться. Можно отдать ребенка на усыновление, выгнать его из дома, лишиться его из-за болезни или несчастного случая. Дети могут эмигрировать, игнорировать тебя или сбежать с бродячим цирком. Но ты никогда полностью не станешь тем человеком, кем была до них. Временами кажется, будто сливочный акт питания-воспитания имеет большую силу, чем твое собственное дыхание. Но иногда он будет казаться наказанием более жестоким, чем война.

В итоге я попросила маму не приезжать. Заклятье мучительного одиночества было снято одним ее голосом. Он оттащил меня от края бездны. И я вернулась в спальню, отделенную тоненькой перегородкой из ДСП от недавних многочасовых завываний, и обнаружила партнера безмятежно спящим под нашим монументальным красным одеялом. Он не слышал ни звука.

Сын продолжал вопить, а я рыдать. Я рухнула на постель рядом с Ником и произнесла голосом, испугавшим невыразительностью даже меня саму:

– Тебе придется его взять. Я больше не могу.

Четыре минуты спустя Ник сменил малышу подгузник, упаковал в слинг и снова укачал. Дерьмо. Дело было в дерьме. Два часа экзистенциального ада – а я непонятно почему не удосужилась проверить пеленки.

* * *

На сайте Национальной службы здравоохранения есть чудная страничка под простеньким названием «Как успокоить плачущего ребенка»57. Под спокойным голубым баннером, тянущимся вдоль верхнего края каждой страницы этого чудесного сайта, перечисляются наиболее частые причины младенческого плача: голод, грязный или мокрый подгузник, усталость, желание телесного контакта, газы, слишком жарко или слишком холодно, скука, перевозбуждение. Вы, несомненно, обратите внимание на забавные противоречия, присущие любым советам о воспитании детей. Вашем ребенку может быть либо слишком жарко, либо слишком холодно – удачи в угадывании, в чем именно дело! Вашему ребенку может быть скучно, а может, он перевозбужден, – кто, черт побери, это знает? На самом деле причины ежедневных, еженочных, ежечасных приступов плача новорожденных угадать невозможно почти никогда, так что вы просто перебираете весь спектр вариантов, и разум представляет собой бездумный туман изнуренности и дистресса, пока какой-то вариант не сработает.

В эти необыкновенно тоскливые, наполненные паникой часы вы будете вынуждены признать перемены в своей идентичности. Как балерина, превратившаяся в бодибилдера, внезапно видит, бросив взгляд вниз, пару накачанных ляжек и щиколоток цвета красного дерева, так и вы изменились до неузнаваемости. Только в вашем случае превращение происходит из обычного человека в опекуншу-сиделку, спасающую жизнь. Это ощущается как утрата «я», как скорбь – и в какой-то мере это она и есть. Жизнь никогда не будет прежней. Она изменится, станет светлее, легче (хочется верить), перестанет так озадачивать и будет чаше радовать.

Вы также выстроите – благодаря постоянной петле обратной связи, состоящей из боли, внимания и облегчения, – глубокую и всемогущую эмпатию между вами и ребенком, которая прослужит обоим до конца жизни. Танец действия и реакции между родителем и ребенком – именно то, из-за чего вам будет так трудно оставить его в сумке на пороге у незнакомых людей, и что, в свою очередь, заставит его подтирать вам зад, когда вы превратитесь в старую развалину.

Наконец, бездумно и беспомощно перебирая все возможные причины недовольства малыша, вы бессознательно воспитываете врожденный родительский инстинкт. Так что пусть не в следующий раз, но когда-нибудь научитесь распознавать причину, по которой он плачет. Это настолько далеко от точной науки, насколько вообще возможно, но каким-то образом большинство начинают различать, когда малыш рыдает от страха, когда – от голода, а когда – от чего-то еще. Вы также выстроите фантастический, прочный, но проницаемый панцирь, позволяющий реагировать на ребенка чуть более пропорционально; приглушать экстренную реакцию, давать ему возможность успокоиться без вмешательства, понимать, когда что-то действительно случилось, и реагировать соответственно. Все это дарила мне мать той долгой, темной, млечной ночью души – и довеском шла ее первобытная, неколебимая способность поднимать мне настроение. Она сумела услышать мой плач, визг сына и отреагировать как мать, как создательница, как спасительница.

* * *

Возможно, вам непонятно, почему я сразу не разбудила Ника. Почему плакалась матери, вместо того чтобы растолкать бойфренда. Почему так отчаянно хотела иметь рядом отца для этого ребенка, если не готова привлекать его к участию в кризисные моменты? А вот хороший вопрос! Большой вопрос. Почему я не могла показать всю широту своей уязвимости мужчине, которого любила? Ну, если с практической точки зрения, потому что знала: через два часа ему вставать на работу, и не хотела, чтобы он шел туда усталый. Такова одна из многочисленных проблем с методами конструирования трудовой среды в нашем обществе: мы отнимаем у ребенка одного родителя, чтобы он зарабатывал деньги, в то время как труд другого родителя остается неоплачиваемым, а часто и незамеченным. Карьера одного человека стопорится, карьера другого выходит на первое место. А если ответить честно? Мне было страшно.

Я боялась, что, если Ник испытает на себе истинную завывающую весомость всего того, что влечет за собой ребенок, он пожалеет о сделанном.

Что после всего времени, потраченного на борьбу, уговоры и упрашивания, сочтет меня ответственной за то, во что мы себя втравили. И поэтому, подстегиваемый сожалением, которое было мне так близко и понятно, бросит меня. С ребенком. Ревущим, долгожданным, судьбоносным, совершенно беспомощным. Даже почти истощив собственную способность справляться и держать себя в руках, я больше боялась того, что меня бросят, чем опасности, скрытой во мне самой.

Ибо вот еще одно из того, во что женщин приучают верить: ты должна целиком и полностью нести свое бремя. Твой ребенок, твое здоровье, твоя работа: только тебе с ними разбираться и только тебе с ними справляться – в одиночку.

Наряду с ядовитой ложью, будто женский гнев неестественен, нас слишком часто заставляют верить: будем слишком откровенны – биологически, эмоционально, психологически, исторически – настроим против себя людей. Ваш бывший, «кухонный боксер»; мерзкий босс, то и дело «случайно» задевающий рукой ваш зад. Травматические воспоминания, как кто-то бил вашу мать, когда вам было восемь лет.