разбавленный рычанием дикого зверя, и услышали друзья, находясь за деревьями. Времени на раздумья не было. У них две винтовки и эффект внезапности, а по ту сторону зарослей погибает человек. Кто он? Разобраться можно будет позже: главное, что человек!

Фотограф уже валялся в луже крови с одной оторванной ногой, в то время как ненасытный и голодный зверь трепал и разрывал на куски ещё живое тело. Услышав выстрелы, огромная мохнатая машина смерти обернулась на звук и на миг застыла с разинутой пастью, с которой струйками стекала кровавая пена. Губа уже не кричал и не стонал: он хрипел, испуская последние предсмертные звуки, похожие на бульканье закипевшей в чайнике воды. Его раскрытый в судороге рот выплёвывал на воротник куртки взбухающие красные пузыри, всё лицо и часть макушки были разодраны, обнажая кости скул, оскал зубов и вывернутую наружу трахею. Позвоночник во многих местах был переломлен и держался лишь благодаря узлам мышц, да нескольким уцелевшим суставам – остальное представляло сплошное месиво крови, мяса, жил, и разодранной одежды.

Губа был уже не жилец.

Выскочив из зарослей, оба друга, почти не целясь, сразу саданули две пули из обеих винтовок, и пока медведь, уже раненый, поворачивался к ним для нападения, успели перезарядиться и выстрелить ещё по разу. Сделав два шага навстречу, могучая туша зверя упала и, издав последний предсмертный рык, растянулась на влажной почве во весь огромный рост. Алчность крови его и погубила: людоед так и не успел, как следует насытиться человеческим мясом.

Всё произошло настолько быстро, что ни Саша, ни Семён не успели в первый миг узнать жертву трагического нападения. И только спустя несколько секунд, когда зверь окончательно затих и перестал конвульсивно дёргаться от агонии, они осторожно приблизились к развороченной кровавой земле, на которой осталось то, что только что было живой плотью человеческого организма. Тут же валялся фотоаппарат и армейские ботинки, которые в пылу схватки были разбросаны в нескольких метрах от изорванных челюстями ног. Видать, медведь трепал и тягал тело взад и вперёд, разрывая его на части. В ботинках торчали огрызки переломанных и разгрызенных лодыжек, а одна рука, отделённая, вырванная из ключицы, висела в кустах, густо смазывая их сочившейся кровью. Голова была искромсана, и из одинокой глазницы свисал выкатившийся глаз – уже помутневший и остекленевший. Остальное месиво просто не поддавалось описанию, и если бы не ружьё, фотоаппарат и ботинки, никто б не узнал в этом развороченном теле их бывшего фотографа и коллегу по экспедиции. Конец его был ужасен.

Первыми словами Саши была фраза, произнесённая с некоей долей разочарования.

- Эх… повезло подлецу!

Семён вздохнул, но понимающе кивнул. Он и сам испытывал похожее чувство, попади фотограф к нему в руки. Однако не суждено им было исполнить свою клятву, данную после убийства девушки. Природа сама постаралась за них, вынеся убийце справедливый и жестокий приговор. Такой ужасной смерти не пожелаешь и врагу в честном бою. Но именно Губа и заслужил подобную смерть: бесславную, нелепую, и предначертанную судьбой. Она вмешалась, и избавила Сашу и Семёна от возможности отомстить – кто знает, как бы им потом жилось с таким неприятным грузом на сердце всю оставшуюся жизнь, если бы они собственноручно казнили человека – пусть и подлеца в широком смысле этого слова.

Поэтому друзья подобрали ружьё и фотоаппарат, а остальные останки предоставили на усмотрение самой Природе: хоронить его они были не намерены. Удивляло другое. Почему за своего подопечного не вступился Хозяин Байкала? Семён ведь прекрасно слышал предсмертный крик фотографа, когда тот позвал Гроссмейстера – в отчаянии, в боли, в безнадёжности. Выходит, что этот же Гроссмейстер посещал в своём астральном образе и сознание Губы? Не ОН ли надоумил маньяка задушить девушку, а потом, возможно, убить и их самих? Раз Гроссмейстер посещал Губу, то почему не защитил его от столь мучительной и ужасной смерти?

Вопросы были – ответов, увы, не находилось.

Во всяком случае, теперь можно было хоть на короткое время расслабиться. Маньяк мёртв – одной головной болью стало меньше – и на том спасибо судьбе. Однако нелепость смерти фотографа не исключает остальные опасности, таящиеся на каждом шагу.

Саша, похоже, уловил его мысли и, подвесив ружьё Губы на ветку, отдал фотоаппарат Семёну.

- Где бы не находился Губа эти трое суток, но судя по всему, успел отщелкать три кадра. И теперь вопрос: кого или что он фотографировал? Есть варианты?

Саша пожал плечами:

- Доберёмся до Усть-Баргузина, там проявим и всё узнаем. Может он, от нечего делать, белок каких-нибудь снимал. Или кабанчиков диких…

- Нет, - усомнился Семён, принимаясь с ножом за переднюю лапу медведя. Как отделять суставы, его учил ещё профессор. – На кой чёрт ему белки? Тут что-то другое, Санёк. Не стал бы он тратить драгоценные кадры на всякую чепуху – их и так почти не осталось. Кто-то или что-то привлекло его внимание, вот только что именно?

Саша кивнул в знак согласия.

Покидая болото, они ни разу не обернулись и не глянули на то, что осталось от фотографа. Рыси и трупоеды вскоре сделают своё дело, и через пару суток болото поглотит в себя лишь два обглоданных скелета: один огромный, без передней части лапы, и другой – вообще не скелет, а мелкие разбросанные позвонки, разве что с человеческим черепом.

Достойная могила для подлеца и убийцы.

Однако этому не суждено было случиться, как и всему, неподвластному Природе.

Как только они углубились в ряды деревьев, из нутра трясины поднялся мохнатый столб величиною с заводскую трубу, покачался, согнулся, обхватил тушу зверя миногоподобной пастью с мелкими зубами-присосками, и тут же утащил в пузырящуюся жижу. Болото подёрнулось волнообразной рябью и тихо успокоилось.

Гигантизм в аномальной зоне треугольника продолжал существовать.

Останки фотографа так и остались лежать на поверхности, уже облепленные зелёными мухами, но друзья этого не заметили. Они подходили к оставленному костру.

Их ждал обильный и вкусный ужин из запечённой медвежьей лапы.

********

Когда они покидали место стоянки, то, не сделав ещё и нескольких сотен шагов, внезапно к своему ужасу наткнулись на лежащего в знакомой позе лётчика. Очередной лейтенант ВВС был всё тем же Игорем с довоенной фотографии, всё тем же, кого встречали в своих перемещениях Саша, Люда и Василий Михайлович. А возможно и Губа – где бы он ни побывал за свои три дня отсутствия в этом мире. Лётчик лежал всё в той же позе, с тем же планшетом и в