сбивая с нее липкие белые хлопья. Как ни красива припорошенная снегом полянка, все же холод Мэйр не любила. Лесу тоже не нравилось: он чуть слышно гудел, недовольный и сонный, и требовал подать ему на блюдечке солнечное лето.

– Шутник какой, – фыркнула Мэйр, поглубже натянув капюшон на мерзнущие уши. – Где Синтар, а где солнце?

Позднее зимнее солнце неохотно выползло на горизонт – вот уже полтора часа как – и нынче обитало за плотными кучевыми облаками, изредка кокетливо проглядывая в прорехи между ними. Мэйр знай себе глазела в ответ. И мерзла. Но в целом была скорее довольна, чем нет. Все же приятно иногда побыть наедине с самой собой…

Не то чтобы Себастьян ей докучал – у него просто не было такой возможности, ведь из-за занятости Мэйр они теперь проводили вместе гораздо меньше времени. Как будто этого было мало, в последнее время неугомонный поганец завел привычку умагичиваться до полуобморочного состояния. И уж кому докучал, так это сиятельной коммандеру Блэр: вопросы по теории заклинаний на ту сыпались, как переспелые плоды с фруктовых деревьев. Киара, как ни странно, сожрать до смерти надоевшее ей юное дарование пока не пыталась.

Даже наоборот – хоть и скинула занятия боевкой на собственного супруга, сама охотно возилась с Себастьяном пару раз в неделю. Глядя, как эти двое увлеченно проклинают черные стрелы из притащенного Киарой колчана, Мэйр даже немного ревновала своего неслуха к вредной некромантке. Себастьян, когда поймал ее на этом, едва не лопнул от радости и самодовольства; Киара же как-то необычайно по-доброму улыбнулась и, отогнув ворот рубашки, продемонстрировала руну у себя на шее.

То было молчаливое напоминание, что она заключила брак с одним из расплодившихся до невозможного Эйнтхартенов, едва ей исполнилось сорок – лишь с этого возраста магам дозволяется связать себя не простыми, а неразрывными брачными узами. Ее супругу Марку сорока лет не было ни тогда, ни сейчас, однако у него имелись особые обстоятельства – Проклятье демонов. «Истинная пара», как писали в книжонках не самого высокого пошиба.

Мэйр, имея в отцах чистокровного демона, Проклятье не унаследовала – благодаря вредной, но гениальной Анаис наличие этой заразы сейчас можно определить с помощью зелий на крови. (Хотя мало кто на это решается.) Однако в последнее время Мэйр то и дело ловила себя на смутной зависти и к Маркусу Эйнтхартену, и к героям бульварных книжонок. Она, может, тоже не отказалась бы заиметь индульгенцию на неразрывные узы?…

«Долбаная Бездна, что за нездоровую и несмешную хрень я только что подумала? – Мэйр сердито хлопнула себя по лбу. – Нет, все-таки надо было не шататься по холодине, а проспаться как следует!»

– Выглядишь стремно, – промурлыкал Лир, помахивающий хвостом с толстой ветки высившегося поблизости клена. – Ну прямо глаза бы мои не видели.

Мэйр громко фыркнула.

– Тебе семьсот лет, ты не можешь говорить слово «стремно»!

– Я могу говорить все, что пожелаю. Мне семьсот лет, в конце-то концов.

Какое-то время Лир молча расхаживал по ветке туда-сюда, наблюдая, как пикси, сильфы, клуриконы и прочая мелкая нечисть из тех, что устойчивы к холодам, роятся вокруг хранительницы Неметона и норовят всучить той свои нехитрые дары – от корешков-веточек-цветочков, орехов и конфет, зачастую сворованных у той же самой хранительницы, до тяжелых монеток, серебряных и золотых, и красивых камешков. Кто-то и вовсе притащил грубо обработанный алмаз размером с небольшую вишню, заставив Мэйр изумленно хмыкнуть. О том, с какого покойника сняли эту блестяшку, она старательно не думала. Покойнику все равно, а нечисти приятно – вот как щедро одарили хранительницу в день ее рождения!

– Я ничего тебе не принес, – проворчал Лир – точно так же, как ворчал все прошлые дни солнцестояния. Тем не менее из года в год зловредный кошак-фейри умудрялся сказать или сделать нечто, неизменно радующее Мэйр так, как мало что могло порадовать.

– Ты же знаешь, мне ничего не нужно, – с улыбкой откликнулась она. – Кто бы еще слушал… Кстати, а где Тен-Тен? Я морально готова к его дарам… наверное…

– Обойдешься, – ехидно ответствовал Лир. – Все равно при виде очередного дохлого зверька ты только и можешь, что носом хлюпать. Позорище! И это дитя от жилы Вольфрама! Я посоветовал Тен-Тену оттащить подарочек тому, кто найдет оленьей туше лучшее применение.

То есть Себастьяну. Мэйр оценила такой прагматичный подход – сама она не могла без слез ни убить, ни разделать животное. Вот человека покромсать – пожалуйста, в лечебнице ей за это даже оклад положен. Но все равно не удержалась и притворно проворчала:

– Почему это мой подарок дарят Себастьяну? У него день рождения только весной!

– Я в курсе. И ему подарок мы уже приготовили. Тен-Тен не даст соврать.

Потребовалось какое-то время, прежде чем Мэйр поняла, о каком подарке речь. А едва поняла – только и смогла, что в немом восторге прижать ладони ко рту и вытаращиться на Лира.

– Жеребенок! – выпалила она наконец. – К нему выйдет жеребенок! Но это… это же значит…

– …что мелкий засранец Себастьян Лейернхарт будет мозолить мне глаза еще лет двести, если не помрет раньше по причине своей невыносимой наглости? – закончил за нее Лир фальшиво скучным тоном – и тут же зашипел, гребнем вздыбив пушистую шерсть на спине. – Боги и богини, Мэйраэн-фэ! Напряги же ты свою бестолковую металлическую башку! Уже все поняли, что он тут насовсем останется! Даже деревья, даже небо, даже камни! Но только не ты, – он спрыгнул с ветки и, крайне изящно приземлившись, принялся нервно месить лапками снег. – Тьфу, сил моих нет с этими сопляками… Вали домой уже, надоела!

Мэйр послушно кивнула, сложила дары лесной нечисти в заранее приготовленную сумку и зашагала в сторону дома, совершенно по-идиотски улыбаясь.

Нет, понимание того, что Себастьян ее любит и никуда не уйдет, понемногу укоренялось в «бестолковой металлической башке». Однако в глубине души Мэйр, наверное, до сих пор не понимала, что в ней особенного – и что в ней можно любить так искренне, горячо и почти одержимо, как любит Себастьян. Нет, не понимала. Может, и никогда не поймет…

Но зачарованный лес, видно, соображает лучше всяких отмороженных дивнючек. И то, что лес решил одарить Себастьяна частью себя; что маленький келпи выбрал его своим другом, для хранителя Неметона… это было ярчайшей демонстрацией его намерений. Пусть даже бедолага Себастьян об этой демонстрации знать не знал и наверняка дрых себе преспокойненько после очередного неумеренного колдунства.

Да как бы не так! Чтобы деятельный Себастьян вдруг валялся в кровати, когда ему притащили