оправдать то, что ты бросила меня, когда я нуждался в тебе сильнее всего. Ты украла мою преданность, веру в будущее и любовь, чтобы явиться спустя все эти годы нарядной, счастливой и обожаемой. Знаешь, за что я презираю тебя сильнее всего? Что даже после этого я не могу смотреть ни на кого, кроме тебя.

Ана слушала его и не могла скрыть ужас, написанный на лице. Хотелось остановить его, прервать, закричать: «Послушай себя! Что ты несешь?!» Вся его ненависть, вся желчь были от того… что она пропала. Он злился на нее, выдумывал причины вместо того, чтобы спросить.

– А ты не думал, что со мной случилось, когда я перестала приходить к тебе?

– Ты, очевидно, в порядке. – Он оценивающе оглядел ее. – Я готов был тогда тебя простить, если бы ты появилась на выпускном балу, как обещала. Я терпелив.

Перед глазами плыло от слез, но Ана смотрела на него не моргая, не желая, чтобы хоть одна капля сорвалась с ресниц. Он ждал ее на балу, ждал, что она приползет и оправдается за свое исчезновение. Но она была рядом, в подвале, немного большем, немного более новом, чем тот, где прятались они вдвоем. Ана сдавленно засмеялась, наклонившись, но смех вышел жутким. Она представила, как он смотрит на ее шрамы и говорит, что этого мало, руки и ноги же на месте. Она сжала губы, отказывая Яну в правде.

– Ну, ты что-то совсем расклеилась. Печально, что вернулась, чтобы соблазнить принца, а он сопротивляется? Думаешь я этого не понял? – Он насмешливо поднял брови.

Ана выпрямилась и с содроганием посмотрела на него. Она искала вопрос, который все исправит, который поможет им понять друг друга, но Тьма, текущая в ней от головы до кончиков пальцев, просила выхода, уверяя в бессмысленности беседы.

– Что ты хочешь от меня? – спросила она.

– Посмотреть на твои страдания, убедиться, что и я могу что-то отнять. Ты живешь свою прекрасную жизнь, бросая мне это в лицо, но ты не должна быть счастлива… без меня.

Ана разочарованно отвернулась и выпустила Тьму.

Глава 74. Атлант

Тьма впилась в принца, словно ждала свободы нестерпимо долго, но вместо его разума Ана увидела непроглядную черноту, а Ян вопросительно посмотрел на нее. Поймав его взгляд, она испугалась, что его все же защищает Свет, но только усилила поток. Время разговоров прошло. Ян сполз с дивана и повалился на пол, как тряпичная кукла, Ана же, все еще не найдя ни капли его сознания, удивленно наблюдала.

И, как цунами, ее захлестнула Тьма. Боль прожгла разум так неожиданно и сильно, что Ана упала, не удержавшись на ногах. Она скрючилась на полу, схватившись за голову. Открыла рот, пытаясь вдохнуть, но невидимые руки сжимали ее горло, а сердце билось о ребра с разящей силой. Она попыталась успокоить Тьму, забрать ее из мыслей Яна, но не была уверена, что даже находилась в них. Тьма тянулась к нему все больше, возвращаясь страхом смерти и оглушающей мукой.

Корчась от безжалостного океана ужаса, она услышала детский голос.

…Что я делаю здесь? Ты не пришла…

Мир раскалывался, стены смыкались, искаженные и угрожающие тени танцевали и мерцали, превращаясь в гротескные фигуры, насмехаясь над ее раненым сознанием.

Не знаю.

Ана молила: «Хватит!», она сорвала мотылька с шеи, сдавливая его изо всех сил.

…Чего я жду?

Тьма поглощала все вокруг. Она душила Ану снаружи, она разрывала ее изнутри.

Я завидую? Тебе…

У тебя есть все… твоя жизнь… мое счастье…

Каждый нерв мучительно кричал, как будто само ее существование было под угрозой, а кожа кишела тысячами жалящих насекомых.

Ты… у тебя есть все, о чем я мог только мечтать…

Почему?..

Тело онемело, холодный пот пропитал одежду. Голос Диониса становился все громче.

Несправедливо…

Почему у тебя есть все?

А у меня… ничего…

Ана кричала, молила. Ужасы, окружающие ее, пугающие тени, пульсирующие стены, бесконечная чернота вонзились в нее, впитались через каждую пору в коже. Ана плакала, будто она свидетельница гибели мира, будто она брела по полю после безжалостной кровавой битвы, будто каждый больной, голодающий ребенок был ее ребенком.

Ее трясли за плечи, и она открыла глаза, увидев перед собой обеспокоенного Яна. Но легче не становилось, она впилась ногтями в кожу на груди, царапая, разрывая, желая вытащить ком мучений, терзающий ее.

– Не могу дышать, больно… – всхлипнула она.

Ян ничего не мог сделать, и Ана обмякла в его дрожащих руках, продолжая ногтями раздирать грудь.

«Больно, так больно…» – выла она, когда ее схватили и прижали к полу. Кеннет вернулся хмурый, вспотевший, ничего не понимающий.

– Моя душа… горит, я умираю, умираю… – Ана дернулась. Ей нужно было добраться до очага мучений и вырвать его, даже если придется сломать себе ребра. Все горе, печаль, скорбь и тоска мира были в ней, принадлежали ей.

– Ана, ты не умираешь. Что-то не так с Тьмой, – сохраняя спокойствие и крепко ее держа, сказал Кеннет.

– Ударьте меня Светом… не могу больше… – она взвыла.

– Можешь, Ана, ты справишься. Свет сделает хуже.

– Дышать… – Ее легкие сокращались, но вдох не проходил.

Кеннет отпустил ее руки, обняв за спину, и ослабил корсет. Ана вцепилась в свои ключицы, пытаясь вырвать их.

– Это неприлично, вы не можете ее раздеть! – донесся возмущенный голос Яна.

– Пошел вон! – гортанно рявкнул Кеннет и снова посмотрел на Ану.

Он нежно опустил ее на пол и взял ладони в свои, мешая вредить себе. Она заскулила, захлебываясь слезами.

– Смотри на меня, сосредоточься, – сказал граф, и Ана вперилась в него невидящими глазами. – Что ты чувствуешь?

– Больно! Вырви, выжги…

Он коснулся ее лба своим, сжал руки сильнее, прошептал:

– Ты справишься, и я буду рядом. Тьма – часть тебя, перестань с ней сражаться, прими ее, и она утихнет.

– Мир несчастен, вокруг только горе, отчаяние, страдание… Я не хочу, в моей груди, не хочу.

Тепло Кеннета не приносило облегчения, его слова не успокаивали. Ана – искореженная рваная рана, всегда ею была.

– Не смей сдаваться. – Кеннет обнял ее, прижимая к себе всем телом. – Только не сейчас, не снова. Ты справишься, надо немного потерпеть.

– Я терпела так долго, – шептала она едва слышно. Не осталось радостных, счастливых воспоминаний, только бездонная тоска топила в слезах, убивала, и Ана ждала, когда уже убьет.

– Я рядом, я защищу тебя, – шептал Кеннет, покрывая ее поцелуями, – я люблю тебя.

Но любовь не могла вылечить все. Тяжелая печаль пульсировала под ребрами, когда она