сестре. Сама по себе. Не нуждаясь в моих заверениях. И говорит об этом так, будто понятия не имеет, насколько важно мне это услышать.

– Если кто и виноват, то это я… потому что… я должна была объясниться с ней раньше. – Алиса придала нашему разговору направление, которое мне совсем не нравится.

– Нет, Алиса. Прекрати все время винить себя. Ты не виновата в том, что эта фурия полетела на улицу и не посмотрела на дорогу.

Алиса замотала головой.

– Я ее знаю. Знаю, какой импульсивной она бывает, мне нужно было ее удержать. Я могла бы… могла бы ее нагнать… но не успела. – Ее губы опять задрожали, из глаз брызнули слезы.

Я не успела. Да что, блин, такое?! Как мне ей втолковать, что своим самоедством она себя доведет?

– Алиса…

Она замотала головой.

– Если бы она получила тяжкие травмы или еще хуже, я бы чувствовала свою причастность.

Только увидев, как затряслись ее плечи, я понял, что она беззвучно плачет. Я тут же придвинулся к ней и положил одну руку ей на плечи. Другой стал гладить волосы.

– Господи, Симон… п-прости меня… Прошу, не думай… что… что я тебя позвала… потому что мне нужно утешение, – всхлипывала она.

– Я не думаю.

– Я-я не использую т-тебя.

– Знаю. Я рад, что ты написала Алексу. Рад, что я могу быть рядом. Мне нравится быть рядом, – заверил я ее, чтобы успокоить, но, кажется, мои слова возымели обратный эффект. Она задрожала еще сильнее, а плач временами переходил в рыдания.

– Я… была… такой дрянью с тобой. Я не заслуживаю…

– Все ты заслуживаешь, Алиса, – прошептал я, потому что комок в горле не давал говорить громко. Я хочу ей сказать, что могу дать ей еще больше. Что хочу ее. Любую ее версию. Но слова застряли где-то на полпути между сердцем и ртом. Я боюсь, что наши желания не обоюдны. Что я тем самым выколачиваю из нее решение, к которому мы оба еще не готовы. Поэтому пока просто крепко ее обнял. – Это ничего… – шепчу я и целую ее волосы. – Все будет хорошо.

Я целую ее виски, нахожу губами руку, целую костяшки пальцев. Каждый в отдельности, пока она медленно не отнимает руки от своего лица, обнажая передо мной всю свою боль. Она слизывает с губ слезы, почти касаясь языком моего лица, так близко. И, честно говоря, я хочу, чтоб так и оставалось, и… мои мысли останавливаются от ее поцелуя. Дрожащими руками она хватает меня за свитер – свитер Алекса – и ждет, что я отвечу. И блин, я бы ответил, но не так. Не сейчас, когда она совершенно вне себя. В слезах, с чувством вины.

Я мягко отстранился. Как бы тяжело мне это ни далось. Мне показалось, что Алисе сейчас нужно что-то другое, и я прошептал:

– Иди сюда. – Я прижал ее дрожащее тело к себе. Я не мешал ей плакать. Не мешал содрогаться всем телом, она обнимала меня за шею, я только крепче стискивал ее руки. Как будто это помогало собраться.

В какой-то момент – понятия не имею, сколько прошло времени – я услышал ее равномерное дыхание. Она перестала реветь. Руки по-прежнему обнимают меня за шею, словно она не хочет меня отпускать. Я и не собирался уходить. Мягко целую ее в волосы и в висок.

– Тебе получше? – Я это прошептал, потому что не был уверен, что она не спит. Меня бы не удивило, что после всех сегодняшних событий она оказалась бы совершенно выпотрошена.

Но она кивнула, значит, не спит.

– Ты можешь… можешь остаться? – хрипло спросила она.

– Я никуда не уйду, Алиса. Я рядом. Сколько захочешь. – Эта последняя фраза болью напомнила мне, что назавтра Алиса снова может меня выпроводить. Что за ночь она решит, что ничего у нас не получится. Не может получиться. Даже дружбы, потому что Кики всегда будет стоять между нами. Просто потому что она ее сестра.

Я пытаюсь не думать об этом, когда чуть позже ложусь к Алисе. Позади нее, обняв за талию. Мы сплели пальцы и я прижал ее к своей груди, в которой как сумасшедшее бьется сердце, бьется для нее.

Что мне делать, если это последняя ночь с ней?

Просто подумать об этом – все равно что выпить яда.

43

Алиса

Я вскочила во сне. Сердце колотилось от остатков сновидения. Кошмар, в котором Симона вдруг не оказалось рядом и я не могла его найти, не могла дозвониться. Как сквозь землю провалился. Грудь сдавило. Я пытаюсь дышать, ощупываю руками край кровати.

– Симон?

Нащупываю пальцами его теплое тело. Слава богу! Он здесь.

– Да? – отвечает он хрипло, как будто наждачной бумагой проводит. – Что случилось? Все хорошо?

– Я… мне приснилось, – шепчу я и поворачиваюсь, чтобы видеть его лицо, хотя в комнате очень темно.

– Приснилось? Опять про маму?

– Нет. – Я придвинулась еще теснее к его теплому боку. – Мне приснилось, что… что мы больше не увидимся. – Мне больно слышать, как я произношу эти слова вслух. Потому что кошмар может стать явью. Потому что я не знаю, что буду делать. Я должна решить. Мне нужно выбирать. Нельзя наладить или хотя бы улучшить отношения с Бекки и остаться с Симоном.

– Я еще здесь, – прошептал он, но словечко еще резким звуком отозвалось в моей голове, как будто он его прокричал.

– Я… я не хочу этого, Симон.

Он тяжело задышал.

– Чего ты не хочешь?

– Потерять тебя.

– Я тоже не хочу тебя потерять.

Мое хрупкое сердце увеличилось в размерах и разорвалось.

– Но… я ничего не могу обещать. Я… я не знаю, что будет завтра. Я только знаю, что… что… – Я смотрю на него во все глаза, на его лицо, щеки, приоткрытые губы. Мне тяжело дышать. Ему тоже.

– Вот прямо сейчас мне все равно, что будет завтра, Алиса.

Я, следуя за его горячим дыханием, нашла губами его губы. Сердцу почти больно, когда наконец происходит то, о чем оно мечтало последние три недели. О нем. О Симоне, который ответил на мой поцелуй. Сначала нежно, мягко. А потом настойчивее и глубже. Порывисто дыша, я прижалась к Симону, вбирая в себя его запах. Навсегда, потому что не знаю, когда мне еще представится возможность побыть с ним так близко.

Вдруг разом, посреди этого жадного поцелуя, на меня накатило такое отчаяние. Я прижала Симона к себе, подняла ноги и скрестила их у него на спине. Он взял меня за бедра. Мы больше не целуемся, мы сплелись телами. Как будто время утекает прочь, как будто это в последний раз. Я схватилась за Симона так крепко, как только могла. Наш поцелуй – гремучая смесь страсти, отчаяния, вины и раскаяния. И необыкновенного влечения. Трагическое сочетание. Столь пьянящее, что я обо всем забываю. О папиной холодности, ультиматуме Бекки,