Рейлин шагнула под душ, задирая голову. Она никак не могла подобрать температуру воды, та то обжигала, то заставляла её дрожать. Она нервно крутила вентиль.

Что же с ней произошло? Она стала чувствовать все вокруг так остро, казалось, ещё чуть-чуть, и Рей сойдет с ума. Неужели это все было побочным действием исцеления Ориона? Её подскочившее желание тоже? Рей мысленно дала себе звонкую пощечину, приказывая даже не сметь отрицать произошедшее. Она сама решилась на это, она сама захотела попробовать Террона на вкус, и ей это понравилось. Рей это было нужно не меньше, чем Террону, чтобы освободиться от своих страхов.

Рей почти через силу заставила себя вспомнить эту ночь. Не было ни грязи, ни мерзости, ни насилия. Наоборот, что-то тёплое разлилось в животе и на коже, несмотря на ледяную воду из душа. И Нова поняла, что одной из причин стало то, что с ней был Орион. Она хотела что бы это произошло у неё именно с Терроном. В нем было столько нежности и желания её оберегать, что больше противостоять она не могла.

Террон ведь прав. В её жизни нет ничего, кроме службы Эдему… Это чертова военная академия по капле все эти годы убивала в ней чувствительность и чувственность. Словно прижигала один нерв за другим, истребляя в ней живого человека… Террон лишь вернул ей то, что было потеряно.

Нова под тяжестью этого открытия обессилено опёрлась руками о кафель перед собой. Заглядывая в тот уголок сознания, куда давно и нарочно забыла путь… Она смутно попыталась вспомнить детали первого ночного нападения на неё. Рей прекрасно помнила все остальное. И её первый день в академии, как одно из самых страшных воспоминаний. Но не помнила той ночи. Она не видела лиц, лишь слышала голоса. Обрывки фраз. Ей всегда казалось, она сможет опознать нападавших, но сейчас, признаваясь себе, Нова поняла, что в голове остался лишь собирательный образ из тех, кто издевался над ней в академии. Чей-то грубый тычок, грязная насмешка, ненависть в глазах, улыбка девчонки с ножом, кусок лезвия в обуви. Всё это грязным комом слилось в одно. Рей списывала свою избирательную память на психологическую травму. Может быть, с ней действительно тогда сделали что-то отвратительно грязное, поэтому сознание предпочло запереть воспоминания за дверью… Или…

Впервые в её голове начался анализ рваных событий тех времён. Как только интуит умеет собирать бусины деталей в стройную нить правды. Она не помнит в лицо или по имени ни одного нападавшего, все инциденты были похожи один на другой. Как инструкторы могли допустить систематические нападения на курсантов в казармах? Как ей простили припрятанный под подушкой нож и то, что она, размахивая им, задела кого-то из обучающихся… Хотя на утро ни у кого из их курса не нашлось ни порезов, ни ран.

Марк и Кай молчали. Будто они все это пережили тоже…

Неужели это в годы обучения было запланировано руководством? Там ведь работало столько эмпатов высшего уровня…

«Так во мне пробудились сильные способности интуита», — всплыли слова, что она сказала Террону.

Очень похоже на почерк их военной академии — пока первогодки спят, устраивать им ментальную атаку и смотреть, кто из них станет после этого сильнее.

Марк и Кай… Настоящие братья, связанные с ней больше, чем кто-либо на Эдеме. Что пережили они тогда? Какое издевательство, раз молчали… Даже жизнерадостный Флейм? Или он перенес эту травму спокойно и давно забыл, как делал со всем дерьмом, что случалась с ними. Одна Рей мучилась все эти годы, ненавидела себя и не подпускала никого ближе, чем на расстоянии взмаха ножа. Горькая слеза скатилась, смываемая ледяной водой из душа. Будто здесь её предали не меньше, чем отправив в машину с Орионом.

Наверное, кто-то из них понял, что это было лишь частью обучения. Но они хранили тайну. Считая, что каждый сам должен однажды это осознать и перестать верить системе. Так начинают ненавидеть плохих родителей дети, когда вырастают и понимают, что те поступали с ними неправильно.

Эдем — отвратительный отец.

Люциус использовал её на благо их мира… Послал умирать за него. Снова боль предательства ударила её.

Марк и Кай были ей как братья, их она любила и могла простить, но Эдем… Одна мысль о возвращении в тот мир теперь скручивала её ненавистью.

За шумом воды Рей не услышала, как вошёл Террон. Лишь заметила его руку, скользнувшую рядом. Он выключил воду, оставляя их в тишине. Рей повернулась резче, чем хотела, ударив его каплями воды, слетевшими с волос. Террон смахнул их с лица. Губы остались неподвижны, только в глазах его скользнула тень мягкой улыбки:

— Не боишься заболеть под ледяной водой?

Рей убрала мокрые волосы с глаз. Нова задрала голову выше, чтобы выглядеть уверенно и гордо даже без одежды перед Орионом. Чтобы показать: она не стесняется того, что произошло между ними.

Она постаралась рассмотреть Террона: красота лица и яркость глаз не померкли, эта ночь не была секундным помешательством, она всё ещё испытывала яркие чувства к нему.

— Тебе плохо, что-то болит? — спросил Террон более сдержанно и осторожно.

Его забота в очередной раз ударила её поддых. Болело в груди, где зияла пустота от вырезанного мира.

— Только не нужно снова использовать свою регенерацию, — ответила она. Террон поймал её за подбородок пальцами и посмотрел в льдистые глаза — Рей опять издевается над ним? Пытается уязвить? Как же больно она защищается там, где не нужно.

— Только если тебе это нужно… — задумчиво проговорил он. Рей мотнула головой, отстраняясь от его руки и смотря куда-то в сторону.

— Что будет дальше? — спросила Нова.

Террон свёл брови, но не отвёл взгляда от молочной белизны её кожи. Он за эту ночь рассмотрел Рей уже со всех сторон. И самым страшным было то, что он испытал странное разочарование.

Он был у неё первым. Это окрыляло и возвышало его. Орион очень старался быть с ней отзывчивым и мягким, но, когда всё закончилось, и он излился на её бедро, его накрыла какая-то оглушающая волна пустоты. Это все, что он может ей дать? Неужели это все, на что он способен? Орион был разочарован собой.

Ему хотелось большего, целого мира, замкнутого на этой девушке. Быть собой, быть честнее и жёстче с ней. Хотелось ещё одну попытку, чтобы доказать ей что-то. Не одну, сотню тысяч попыток, в каждой быть другим, чтобы её голова