Я сжала голову руками, иначе бы она взорвалась. Она уже кипит! Я выскользнула из комнаты, тихонько прошла по коридору и открыла дверь в комнату родителей. Они спали. Я подошла ближе, рассматривая их. Как же я соскучилась. Прикусила кулак, душа всхлипы – мама все так же болела, чуда не произошло. Я едва сдержалась, чтобы не коснуться ее руки – не стоит их будить. Уже у себя села на кровать и попыталась рассуждать рационально. Если это сон, почему я так хорошо его помню? И почему у меня ощущение, что сердце вынули из груди и растоптали? Я Деона помнила так отчетливо, словно он минуту назад был рядом: изумрудный взгляд, лучики морщинок в уголках глаз – а нечего презрительно щуриться! Запах сандала и запретный вкус страсти. Люди не влюбляются в химеру из сна! Они все забывают с рассветом!

Я не верила, просто не верила, что все это было только у меня в голове! Меня вернули, точно вернули, а память осталась из-за щита! Правда, в своих способностях к блокировке злонамеренных чар я усомнилась ровно тогда, когда какой-то козел на мерседесе окатил меня из лужи. Мне ни щит, ни зонт не помогли. Моя родная Москва! Хорошо, что в Верховном мире нет луж и придурков на мерсах!

Я в очередной раз залипла в свои воспоминания, пропустив мимо ушей заказ – латте и раф с соленой карамелью. Лиса я или Лиза, а на работу ходить нужно… Каждый день я ждала, что вот-вот меня посетит кто-нибудь из Верховного мира, пыталась даже узнать в деканате, когда вернется Дмитрий Максимович из отпуска. Прикрывалась лекциями, но на самом деле хотела увидеть его, почувствовать близость носителя, чьим отражением он являлся. Но чем больше проходило времени, тем обычней становилась моя жизнь. Утром по вторникам и пятницам Костика подтягивала по истории, затем пары в МГУ и ночные смены в «Капкане».

Я была очень рада снова быть с родителями, но мне отчаянно не хватало чего-то, словно половину меня забрали: вынули душу, отрезали большую часть и вложили обратно. Про сердце вообще молчу: его вспороли, выпотрошили и даже не потрудились вернуть. Я жила, но будто бы и не было меня.

Единственное, что радовало – погода. Для Москвы солнечный теплый ноябрь – нонсенс! Люди даже куртки посбрасывали, а по новостям вовсю трубили об аномальной жаре.

Я первая зашла в вагон метро и место свободное нашлось, последнее! Мне сегодня везет, однако. На меня даже никто не дышал перегаром, нависая сверху – ну все, живу! Я вышла на своей станции и бросилась в универ, но все же остановилась возле киоска. Там торговала баба Нина, бывший комендант нашего общежития. Я-то там не жила, но к девчонкам заглядывала. Ух и злющая она! Но, когда мне нужно купить жвачку, всегда делаю это здесь, хоть она и на пять рублей дороже.

– Здрасьте, баб Нина.

– Здравствуй, Лизонька, тебе как обычно?

Я даже заглянула в окошко – там точно баба Нина. Седые волосы, забранные в хвост, глаза неровно накрашены синими тенями, жировик на подбородке с тонким белым волосом в середине – она!

– Да, спасибо, – выдавила я. Непривычно как-то. Я настроилась на «саранчу желторотую», да на «вырядилась на блядки».

– Бери, моя хорошая.

Я протянула ей карту для оплаты, но она замахала на меня руками:

– Так бери, что ты!

– Спасибо, баб Нина.

В космосе точно что-то происходит, иначе такой небывалый фарт объяснить нельзя, а метаморфозы с бабой Ниной – из области фантастики!

Я заняла одно из центральных мест в первом ряду – скоро начнется пара по мировой истории. Я наконец увижу Деона, точнее, Дмитрия Максимовича. На лекции было непривычно тихо и спокойно, даже Машка, сидевшая на три ряда выше меня, слушала и конспектировала, а вот я, наоборот, глаз от Ланского оторвать не могла. Сравнивала мимику и жесты, искала во взгляде привычную властную надменность. Ждала, когда он посмотрит на меня и обреченно скажет: ты безнадежна, полукровка!

Тебя хочу, золотистый котенок…

Об этих словах я даже не мечтала. Тем более что внутри меня было некое сопротивление. Словно я хочу взять суррогат и выдать за натуральный продукт. Дмитрий Максимович был красив, успешен, умен, не побоюсь этого эпитета, но никогда не тянуло меня к нему. А Темнейший… Я хоть и чувствовала его, помнила каждой клеточкой, его искра, темная, жгучая, горела во мне, но дни бежали – ничего не менялось. Иногда даже казалось, что я сама выдумала его. Таких мужчин не бывает в жизни, а мне так хотелось любить особенного, необыкновенного. Не можешь найти – придумай…

– Соколова, вы бы хоть сели подальше, если вам настолько неинтересно, – едко заметил Дмитрий Максимович.

Я отчего-то улыбнулась. Сейчас придирки и троллинг Ланского имели совершенно другой окрас – мной воспринимались иначе. Да и были такой мелочью по сравнению с тем, что мне высказывал господин и повелитель Темной стороны, что и обижаться не стоит.

Дмитрий Максимович выглядел озадаченным – не привык, чтобы я ему улыбалась. Обычно он наезжал, а в ответ получал завуалированную словесную гранату, или же я просто уходила в глухую оборону.

Пара закончилась, и я, набравшись смелости, решила подойти к Ланскому. Его, как ни странно, в этот раз не облепила стая охочих до богатых и красивых мужиков адепток, то есть, студенток, и мне удалось оказаться рядом без тычков локтями и косых взглядов.

Дмитрий Максимович удивленно вскинул бровь, прежде чем сказать:

– Что тебе, Соколова?

А я застыла. Я ведь, и сама не знала ответ на этот вопрос. А что мне, собственно, от него нужно? Даже если Верховный мир и норны не плод моего воображения, Дмитрий Максимович – не Деон. Он его отражение. А, возможно, просто человек, на которого упал глаз моей фантазии, остальное дорисовалось само.

– Ничего, извините.

Я ушла. Если Деон всего лишь плод воображения, то я ничего не могу сделать. Если нет, то он разыщет меня вопреки всему, хотя бы, чтобы еще раз наказать за ложь. Если нет – значит, я не нужна ему более. Но в любом случае от меня больше ничего не зависит…

-Деон-

Луна шла на убыль – странно почему, когда чувствуешь себя паршиво все убывает, кончается, останавливается, тлен полный. Я резко задернул тяжелую портьеру – отчего-то луна как никогда была похожа на нее. Время шло, не стояло на месте, а вокруг все только и напоминало, что о дерзкой полукровке. Солнечный луч позолотит листья – чудятся ее волосы. Спелые вишни на деревьях похожи на алые губы, а бирюзовые волны на синие глаза. Я сжал виски. Ощущение, что голова взорвется, становилось только сильнее. Не лечит время, совсем не лечит.

Злость после ее предательства схлынула, оставив глухое опустошение. Я ведь убить ее хотел. В прах обратить прелестное, но лживое создание. Так облапошить меня! Выставить идиотом на весь Верховный мир! Лиса вместе с сукой Кассандрой убить меня замышляла и достойна наивысшей кары, никакого снисхождения! Но когда пелена спала эта мысль показалась странно дикой. Полукровка была всего лишь инструментом в руках Светлейшей, сама по себе она ничего не стоит. Я горько усмехнулся. Не стоит, конечно! А почему же я ночью не могу уснуть? Почему крадусь в ее спальню, как вор? Почему вдыхаю едва уловимый, почти выветрившийся аромат полночных роз и ванили. Ни на какой другой женщине эти запахи не вызывали такого бурного отклика, как на ней. Я знаю, пробовал. Сколько я их попробовал после неудачного венчания? Десятки или сотни – не сосчитать. А даже кончить не смог. Все не то. Любовницы сменяли в постели друг друга, а внутри зрел нарост из разочарований, злости и боли.