себе все, что, по их мнению, было необходимо людям их положения, но не нижестоящим; потребляли немало (пожалуй, даже в избытке) еды и напитков. И еда, и напитки (по крайней мере, в некоторых странах) были превосходными: выражение «буржуазная кухня» было во Франции похвалой гастрономическим вкусам. Да и в других странах жилось неплохо. Правда, дома были устроены неудобно и непрактично, но этот недостаток восполнялся обилием прислуги. Все же буржуазия не была вполне довольна. Только в самом конце XIX века буржуазное общество создало такое материальное обеспечение и такой стиль жизни, которые действительно удовлетворяли потребности класса, составлявшего его основу и состоявшего из деловых людей, из людей свободных профессий, из высших государственных чиновников и из членов семей всех этих людей, которые не стремились (или не надеялись) занять положение аристократов или получать слишком большое вознаграждение за свой труд, но которые, конечно, занимали гораздо более высокое общественное положение, чем те, для кого покупка одной какой-либо вещи означала, что нужно надолго забыть о приобретении других.

Парадоксы «самого буржуазного» столетия заключались в том, что принятый образ жизни стал «буржуазным» сравнительно поздно; что он был принят сначала на окраинах, а лишь потом — в центре капиталистического мира; и что в своем истинно буржуазном виде он существовал лишь в течение коротких периодов. Возможно, что эти обстоятельства объясняют, почему еще живущие современники того периода с грустью вспоминают о нем, как об ушедшей «прекрасной эпохе». Поэтому стоит начать обзор событий, случившихся в то время в жизни средних классов, именно с рассмотрения указанных парадоксов.

Первой принадлежностью нового образа жизни являлся загородный дом с садом, служивший в течение долгого времени типичным показателем буржуазных привычек его хозяев (либо свидетельством их социальных устремлений). Подобно многим другим предметам буржуазного общества, он появился сначала в Британии, являвшейся классической страной капитализма. Первые образцы таких домов, построенных, например, архитектором Норманом Шоу в 1870-х годах, возникли в зеленых пригородах больших городов (таких, как Бедфорд-парк под Лондоном) и служили удобными, хотя и не слишком богатыми жилищами для людей среднего класса. Целые поселки таких домов, предназначенных для более богатых хозяев, чем в Британии, были выстроены в пригородах многих европейских столиц: например, в районах Грюневальд и Далем в Берлине или Коттедж-фиртель — в Вене. Постепенно такими домами были застроены пригороды и окраины больших городов, где жили люди средних классов, занимавшие невысокое общественное положение; затем, стараниями строителей, гнавшихся за прибылью, и архитекторов, идущих на поводу у моды, они заполонили улицы небольших городов и городков; а позднее, уже в XX веке, образовали кварталы муниципальных домов для хорошо оплачиваемых рабочих. В идеале дом для людей среднего класса представлял собой не городской особняк, выходящий фасадом на оживленную улицу, а деревенский дом, приспособленный для проживания в городе, или, скорее, за городом, окруженный небольшим парком или садом; т. е. своего рода «виллу» или хотя бы «коттедж», обсаженный деревьями. Такое жилище было мечтой очень многих людей, хотя оно и не отвечало особенностям жизни в городах, находящихся за пределами англосаксонских стран. Подобная «вилла» отличалась от своего прообраза, т. е. загородного дома дворян или знати, одной важной особенностью (помимо, конечно, более скромных размеров и цены, которые можно было варьировать по обстоятельствам), а именно: она предназначалась для удобного частного проживания, а не являлась символом богатства и общественного положения ее хозяина. Поселки, состоявшие из таких домов, располагались обособленно и предназначались для людей одного класса, что облегчало устройство всех необходимых удобств. Изолированность таких озелененных городков и пригородов традиционно сохранялась стараниями идеалистически настроенных архитекторов-планировщиков англосаксонской школы, создававших для своих заказчиков из среднего класса отдельные районы, где их не беспокоили люди более низкого общественного положения. Жизнь буржуазии в таких обособленных поселках являла собой нечто вроде «массового бегства» от общества и показывала, сама по себе, желание буржуазии отстраниться в какой-то степени от роли правящего класса. Вот как напутствовал своего сына один богач в Америке в 1900-е годы: «В Бостоне ничего хорошего нет; он славится разве что чрезмерными налогами да политическими скандалами. Когда женишься — строй дом в пригороде и там живи: вступай в местный клуб и организуй свою жизнь так, чтобы у тебя было три основных занятия — твой клуб, твой дом и твои дети»{149}.

Такой дом представлял собой полную противоположность традиционному дворянскому загородному особняку или дворцу, или роскошным виллам, построенным крупной буржуазией, желавшей соперничать с прежними богачами или хотя бы подражать им; здесь можно вспомнить виллу Хюгель, принадлежавшую семейству Круппов; или дворцы Банкфилд и Бель Вю английских богачей, возвышавшиеся над дымными городками сукновалов в графстве Галифакс. Такие постройки олицетворяли власть. Их назначением было показать огромные возможности и престиж членов правящей элиты и их превосходство над другими членами общества и над нижестоящими классами; а также служить центрами организации деловых связей и процесса управления. Граф Джон Кроссли пригласил в свой особняк 49 своих коллег из Административного совета графства Галифакс, чтобы отметить свое пятидесятилетие, которое праздновали 3 дня; там же он принимал принца Уэльского по случаю ввода в эксплуатацию здания городского управления в городе Галифакс. В таких домах частная жизнь была неотделима от общественной, включавшей дипломатические, политические и социальные мероприятия, устройство которых требовало иногда поступиться домашним покоем. Особняк Акройдов имел большую парадную лестницу, поднимавшуюся вдоль стены, украшенной росписями на темы античной мифологии; банкетный зал, с художественной росписью по стенам; столовую, библиотеку и девять комнат для гостей, и целую пристройку для слуг; вряд ли все это предназначалось только для семейного пользования{150}. И если дома землевладельцев демонстрировали согражданам богатство и влияние их хозяев, то им не уступали и жилища промышленных магнатов в городах. Облик и одежда буржуа, жившего в городе, должны были соответствовать его общественному положению, которое подтверждалось и подчеркивалось выбором места жительства, размером квартиры, ее этажом, количеством слуг и кругом знакомых. Один бизнесмен, живший во времена короля Эдуарда и зарабатывавший на биржевых сделках, вспоминал, что дом его семьи, расположенный по соседству с Кенсингтон-гарден, уступал дому графов Форсайт, потому что из его окон был плохо виден парк; все же место его расположения было достаточно престижным. В доме не проводились мероприятия лондонского зимнего светского сезона, но все же мать семейства регулярно принимала гостей и устраивала вечерние приемы, на которых играл венгерский оркестр, приглашенный из универмага Уитли, а в мае и в июне почти ежедневно устраивались обеды с приглашением гостей{151}. Так частная жизнь тесно переплеталась с общественной.

Люди средних