В конце концов, не добившись правды вкабинетах у начальства, любой бы человек объявил голодовку, разбил палатку увхода в здание правительства Московской области, водрузил рядом плакат, типа:«Чиновники – воры, отняли жилье у ветерана», и добился бы своего. Но АндрейАрхипович не был бойцом, все бытовые проблемы ранее решала Нюра, муж толькорассуждал на умные темы и давал жене советы. Поэтому сейчас Кутякин живет визбушке рядом с бытовкой строителей, он даже сумел найти некую выгоду в своемнынешнем положении.

– За свет я не плачу, – деловитообъяснял Андрей Архипович, – мне рабочие провод бросили, от линии. Вотгаза нет, но и на керосинке можно кашу варить, а мыться я в баню хожу, вОвсянкино.

– Какое безобразие, – пришла я внегодование, выслушав его историю, – вас попросту обманули! Вернусь вгород и попробую вам помочь, у меня есть друзья среди журналистов!

– Спасибо, конечно, – кивнул АндрейАрхипович, – только отсюда уезжать не хочется, здесь могилка Нюры,недалеко, на кладбище в Овсянкине. Это местечко никогда не снесут, там зона дляпреступниц, женщины срок сидят. Многие овсянкинцы в лагере работают, у них имагазин, и церковь, и клуб есть. Мне б туда перебраться, только никто непустит, отправят в Юрск, а он запредельно далеко. И как мне с Нюрой тогдавидеться? Раз в году только соберусь. Нет, уж лучше тут.

– Что же с вами будет, когда построятпоселок? – осторожно спросила я.

Андрей Архипович погладил свою бороду.

– Ну так сразу он не образуется, годадва-три небось пройдет. Может, уж к тому времени я вместе с Нюрой окажусь, аколи суждено будет еще землю топтать, тут и останусь. Я никому не помеха, ведьправда? Живу в избушке, к богатым людям не полезу.

Голубые, простодушные глаза Кутякинауставились на меня. Я поежилась, ну как сообщить этому состарившемуся, но так ине успевшему повзрослеть ребенку правду: обеспеченные граждане, пожелавшиеприобрести дом в лесу, подальше от любопытных глаз, никогда не потерпят околовъезда в элитный поселок избушку-развалюшку с бомжеватого вида старичком. ДаКутякина просто пристрелят, чтобы не путался под ногами.

– Ну и как вам моя история? – вдругспросил Андрей Архипович.

Я опять вздохнула, интересно, конечно, какиеколенца выделывает чужая судьба, но, увы, мне это повествование ничем непомогло!

Кутякин внимательно посмотрел на меня ипродолжил:

– Следовательно, вы не знаете, что затайна была у Луизы?

– Вы с ней были знакомы?

Андрей Архипович усмехнулся в бороду:

– Наш с женой дом стоит на прежнем месте,справа Малова обитала, слева Луиза, Раиса и их мать, та два раза замужвыходила. Все очень прилично, достойная женщина, директором школы состояла.Луиза с Ириной крепко дружили, я еще застал их до того, как они в городподались.

Ну а потом жизнь всех разметала. Луиза в городуехала вслед за Ирой Маловой, та первой на учебу подалась, но затем, правда,вернулась и вновь в Веревкине осела, ее тут уважали, работящая женщина, всебыло – и огород, и дом, и скотина. Ее даже не осудили, когда она ребенканезнамо от кого родила, поговаривали, что у Ирины в Москве любовник есть, вродедевочка от него, дескать, и имя мужчина сам ей придумал, очень уж онозаковыристое, не нашенское. Я его и произнести не могу! Вер… бер… лим… дер…Господь с ним! Да и одета девочка всегда была хорошо, не по-колхозному, Иринаее баловала. Раз в месяц в столицу каталась и назад с полными рукамивозвращалась: игрушки, платья, сладости. Вот оттого наши бабы и считали, чтоона любовника-москвича имеет. Только, я думаю, дело иначе обстояло. Луизаподруге помогала, она ей ближе сестры была, да… вот так… вот так… Что жекасается чужой тайны, то… э… э…

Андрей Архипович замялся, потом закашлялся,завздыхал и наконец решился:

– Понимаете, мадам, я человек спринципами, хоть и любил поднять рюмочку, но подлым не был. Не секрет, чтомногие пьющие люди за деньги готовы на все… Вам понятен ход моих рассуждений?

– Более чем, – кивнула я.

– Никогда не умел биться за своиправа, – продолжал Андрей Архипович.

Я окинула взглядом избушку, да уж, последнеезаявление бывшего актера соответствует действительности. Сначала он потерялкомнату в московской квартире и смирился с переездом в Веревкино, потом не сталругаться с застройщиками коттеджного поселка и снова проиграл.

– Я не способен заниматься продажей чужихтайн, – говорил тем временем Кутякин, – но есть у меня мечта, пока неосуществимая. Понимаете, мадам, я не сумел купить своей жене шубу, не свозил накурорт, не одел ее, даже в театр ни разу не сводил, мы из Веревкина в Москву неездили. Вот я и решил поставить Нюре памятник, настоящий, из камня, а нефанерную пирамидку. Сходил в мастерскую, они меня заверили, что дело плевое,любое надгробие соорудят, шельмецы, в одночасье, только деньги плати, даже счетсоставили. Вот!

Кутякин взял с подоконника бумажку и протянулмне.

– Видите цифру?

– Да.

– И откуда мне такие средства взять?

Я молча смотрела на калькуляцию, конечно, подсловом «Итого» стоят не копейки, однако стабильно работающий человек вполнеспособен поднапрячься и скопить нужную сумму, но побирающемуся по помойкамАндрею Архиповичу нечего и думать об установке монумента.

– Так вот, цена дана обычная, понимаете?

– Нет.

– Здесь калькуляция на само надгробие ина решетку, кованую ограду с вензелями, – принялся объяснятьКутякин, – чудесная вещь, с железными цветами. На плиту я средства имею,получил их от… Впрочем, вас это не должно интересовать, где я рублики раздобыл.Но та, что помочь мне согласилась с памятником, на ограду средств не нашла. Ябыл рад и надгробию, думал, потом как-нибудь и изгородь получится, а тут вы,мадам!

Вы писательница, – продолжалКутякин, – значит, человек богатый. Я обладаю очень нужной для вас информацией,а вы имеете столь необходимые для увековечивания Нюриной памяти деньги.Следовательно… Понимаете?

– Вы хотите продать мне сведения? Заограду?

– Именно так, – закивалКутякин, – но, опасаясь самого себя, я попрошу вас поступить такимобразом: оплатите счет, и бригада примется за работу.