К ночи они узнали, что Прохорову, ведущую заруку сына, встретила в лесу Ксения Куркина. Любопытная Ксюха, всегда чуявшаясплетни, быстро поинтересовалась:

– Куда это на ночь глядя подалась, да ещес дитем?

Люська подбоченилась и заорала:

– Надоел Серега хуже репейника! Все, кматери уезжаю!

– Ночью? Дождись утра, –посоветовала Ксюха, – охота ребенка мучить.

– Ничего, – рявкнула Люся, – негрудной, перетопчется. Прощай, недосуг трепаться, через полчаса автобус наКолькино пойдет, последний. Я на нем и доберусь, а там и до Путькина всего трикилометра по дороге.

Ксения только покачала головой, а Люськасхватила за руку сынишку и поволокла его вперед, не обращая никакого вниманияна хныканье мальчика. Куркина пошла в Овсянкино, но через пару метров услышалаистошный детский вопль и крик Люськи.

– Чтоб тебя разорвало, хорош валяться,вставай! Подумаешь, ушибся!

Куркина еще раз вздохнула и направилась домой.

Услыхав от Ксюши про встречу с Люсей, КатеринаИвановна завыла так, что в избе Куркиной затряслись стекла.

– Тише, мама, – перепуганно принялсяутешать тещу, никогда ранее не называемую матерью, Сергей.

– Убили! Изнасиловали! Утопили, –билась в истерике старуха. – Лесом побегла, в ночь! Ой, господи-и-и!

– Погодьте рыдать, – попыталсясохранить мало-мальское спокойствие Сергей, – слышали же, мальчишка упал,ушибся. Небось Люська его до Веревкина дотянула, тут идти всего ничего, ккому-нибудь на ночлег попросилась, а утром в больницу подалась. Наверно, лежатсейчас в районе, может, сын ногу сломал.

– Нет, Сереженька, – простоналатеща, – померла она, вот к чему сон был.

– Тьфу на вас, мама, – сказалзять, – завтра в Веревкино слетаю и все узнаю.

Андрей Архипович замолчал.

– И вы ничего не сказали Сергею? –подскочила я.

– Нет.

– Но почему?

– А что было говорить?

– Правду!

– Какую?

– Про смерть Люси и мальчика!!!

Кутякин сгорбился:

– И кто бы мне поверил? Ирина ни словом огостье не обмолвилась, милиция посчитала, что в пожаре погибли Луиза и Матвей.Какие доказательства своих слов я мог предъявить, а? И вообще, в чужие делалезть не надо, узнал что ненароком, лучше молчи, целей будешь! Я бы и вам,мадам, никогда истину не поведал, но сами знаете про памятник!

– Значит, Луиза и Матвей живы! –воскликнула я.

– По всей видимости, да, – ответилКутякин, – мальчик точно, но и она не древняя, моложе меня будет.

– И где же Луиза живет? – растерянноспросила я.

– То мне неведомо, – ответил АндрейАрхипович, – будете еще чай?

– Ага, – рассеянно кивнула я,пытаясь причесать мысли.

Значит, Ася Локтева неведомыми путямивыяснила, что Луиза Иосифовна решила по непонятной причине прикинуться мертвой.Зачем она придумала это? Впрочем, причина пока не важна, интересно иное.Локтева узнала адрес Луизы, наверное, та проживает по документам ЛюсиПрохоровой, и заявилась к ней, требуя денег за молчание. Осталось лишь отыскатьЛуизу Иосифовну.

– Пейте, мадам! – бодро воскликнулАндрей Архипович.

И тут меня осенило:

– А где сейчас Ирина Малова?

Андрей Архипович грустно вздохнул:

– Ее еще в прошлом году в больницуопределили, такое скорбное место, в Литвиновке. Только-только началиверевкинцев расселять. Маловой тоже квартира положена была, но она попросила:«Жить мне недолго осталось, совсем меня болячка съела, лучше устройте вЛитвиновку». Там монастырь женский стоит, и монашки за больными ухаживаютбесплатно, но берут лишь одиноких и безнадежных. Говорят, хороший уход, питаниеи лекарства есть, но по мне, так не дай бог у них оказаться. Ясно ведь, гдеследующая остановка будет – на кладбище.

– Малова жива? – лихорадочноспросила я. – Что у нее за болезнь?

Кутякин кашлянул:

– Уж и не знаю ни про то, ни про другое.Ирина совсем плохо выглядела перед расселением, лицо желтое, глаза ввалились,может, и умерла уже.

– Где эта Литвиновка? – нервновоскликнула я.

Кутякин покосился на часы с гирьками:

– В пять часов, то есть через пятнадцатьминут, туда автобус поедет, на вокзальную площадь привезет, а монастырь рядом,в двух шагах. Думаете, Ирина расскажет вам правду?

– Не уверена, но надо попытатьсяразговорить ее! – воскликнула я.

– Вы, мадам, езжайте в валеночках, –посоветовал Кутякин, – и еще, гляньте.

Сопя от напряжения, старик открыл большойсундук, по избе поплыл запах нафталина.

– Вот, надевайте, – сказал АндрейАрхипович, вытаскивая наружу огромный серый пуховый платок и такие жеварежки. – Тулупчик ваш, мадам, на рыбьем меху, этак и околеть можно. Выего нацепите, а сверху платочком обмотайтесь, да не так, крест-накрест.

Я не стала стесняться и, завязавшись в серуюшаль, спросила:

– Вам не жаль платка? Он совсем новый.

– Нюрина вещичка, и рукавицы ее, –пояснил Кутякин, – сами понимаете, жене они уже не понадобятся. Вы вапреле, когда деньги привезете, шарфик, варежки и катанки вернете.

– Спасибо! – воскликнула я.

– А сапожки ваши в эту торбочкувлезут, – заботливо продолжал Кутякин и сунул мою непригодную длянастоящей российской зимы обувь в холщовый мешок с лямками. – Цепляйте наспину и бегите. Я вас на тропинку выведу.

Бодро похрустывая валенками, мы вышли к лесу.

– Поторопитесь, нимфа, – велелКутякин, – не бойтесь, темно, правда, но волков тут не водится, и люди неходят, овсянкинцы уже пробежали, никто вас не тронет.

– Очень на это надеюсь, – кашлянулая.

Внезапно Кутякин поднял правую руку иперекрестил меня.

– Бегите, мадам, – сказал он. –Господь вас храни.