Я прошла пару шагов и обернулась. АндрейАрхипович стоял на том же месте, его седая борода развевалась по ветру.Странное, однако, существо человек. Тот же Кутякин прожил всю жизнь зря, ничегоне сделал, не достиг успеха, сам зарыл отпущенный ему богом талант, кроме того,Андрей Архипович настоящий трус, не пожелавший палец о палец ударить, чтобыпомочь Сергею найти жену. Но, с другой стороны, Кутякин добрый, приветливый,совсем не жадный, и он очень любил Нюру, если решил ради памятника развязатьязык. Наверное, Андрея Архиповича надо осудить, но мне его отчего-то жаль дослез!

– Торопитесь, мадам, и ничего небойтесь, – донеслось до моих ушей.

– Не волнуйтесь, – крикнула я вответ, – деньги привезу обязательно и одежду верну!

– И в мыслях у меня нетсомневаться, – откликнулся Кутякин, – спешите, нимфа, а то вечерняялошадь ускачет.

До монастыря я добралась без особыхприключений. Можете мне не верить, но дребезжащий всеми частями автобус приехалвовремя и, несмотря на допотопность, лихо довез пассажиров до Литвиновки, а тамместная жительница словоохотливо мне пояснила:

– Монастырская больница? А вон она,видите красное кирпичное здание? Вход у них со двора, идите смело, денег сестрыне берут.

Обрадовавшись, я добежала до нужного дома идернула дверь, она приоткрылась, и я вошла внутрь небольшого, пахнущего хлоркойпомещения. Тут было не слишком светло, в правом углу висела темная икона ссуровым ликом. Слегка растерявшись, я осмотрелась по сторонам и увидела вбитыепрямо в стену крючки и два бака с надписью: «Бахилы».

Сняв верхнюю одежду и нацепив на ноги голубыепластиковые мешочки, я побрела по длинному коридору мимо высоких, выкрашенныхбелой краской дверей, на которых висели таблички: «Палата женская», «Палатамужская», в конце концов уперлась в лестницу и приметила дверь с объявлением:«Сестринская». Поколебавшись пару секунд, я осторожно постучала и услышалавежливое:

– Входите.

Я потянула за ручку, перед глазами оказаласьнебольшая комната, заставленная стеклянными шкафами, в углу опять висела икона,а у окна стояла полная молодая женщина с приветливым ненакрашенным лицом.Голова незнакомки была повязана платком с красным крестом, тело укрываладлинная темно-синяя хламида с белым фартуком.

– Вы ко мне? – участливо спросилаона. – Чем могу помочь? Больного привезли? Или навестить кого-то желаете?

Я улыбнулась ей.

– Понимаете, я ищу Ирину Малову.

Медсестра вдруг перекрестилась.

– Милостив господь, услышал наши молитвы.

– Значит, она у вас, – обрадоваласья, – и жива?

Девушка снова осенила себя крестным знамением.

– Меня зовут Полиной. Матушку вашу летомпривезли, не в лучшем состоянии, болезнь запущенная очень, и душой онаозлоблена была. Но батюшка наш с ней много разговаривал, и в конце концов Иринаоттаяла, раскаялась, приняла обряд крещения. Только осенью ей худо стало, онапризвала батюшку и призналась, что обманула его, так и сказала:

– Я вам правды о себе не открыла, грехтяжелый на душе ношу, только перед самой смертью исповедуюсь, потому что неготова пока о тайне рассказать.

Батюшка попытался разговорить больную, но таупорно твердила:

– Болезнь мне господь в наказание послал,я это теперь хорошо понимаю. Вы уж помогите, найдите мою дочь, мы с нейпоругались, нам помириться надо.

Полина и другие сестры приложили все усилия,чтобы отыскать младшую Малову, но она словно сгинула. Единственное, чтовыяснили послушницы: девушка в свое время уехала в Москву, бросила в Веревкинеотчий дом, подалась вроде как на заработки и исчезла в огромном мегаполисе.Ирина, чьи отношения с дочкой складывались очень непросто, сначала быладовольна и, решив забыть неблагодарную дщерь, жила себе спокойно в Веревкине.Но потом на нее напала болезнь, скрутила, и уже немолодая женщина попала вЛитвиновку, пообщалась с батюшкой, монашками и поняла: ей во что бы то ни сталонужно помириться со своим ребенком.

– Давно бы господь душу Иринызабрал, – тихо сказала Полина, – и тело от физических страданийизбавил, только она вас ждет и, пока не поговорит, не упокоится. Вы правильносделали, что приехали, даже если испытываете к ней неприязнь, перед входомматери в царствие божие следует помириться. Пойдемте скорей, матушка ваша оченьстрадает.

Не успела я опомниться, как Полина крепкоймозолистой ладонью схватила меня за руку и буквально потащила сначала к двери,а потом по лестнице. Не зная, как поступить, я растерянно шла за медсестрой, ата, ловко управляясь с длинной юбкой, добежала до нужной двери, распахнула ее икрикнула:

– Ирина Сергеевна, радость у меня длявас!

Меня девушка, словно боясь, что гостьяисчезнет, держала по-прежнему за руку.

Одеяло на кровати слегка зашевелилось.

– Кто пришел? – донеслось из-поднего. – Анфиса?

– Нет, Ирина Сергеевна, Полина.

– Совсем ничего не вижу, –пожаловалась больная, – вконец ослепла! Мне бы укольчик, чтобы заснуть.

– Непременно, Ирина Сергеевна, –воскликнула медсестра, – обязательно сделаю, только чуть позднее!Выполнили мы просьбу, нашли вашу дочь.

Я заморгала, вот идиотское положение! ЭтаПолина, очевидно, не очень большого ума, ну с какой стати она приняла меня задочь Маловой? Хотя послушницу понять можно. Наверное, за все время пребывания вЛитвиновке Ирину никто не навещал, родственников, похоже, у нее нет, друзейтоже. А тут приходит вдруг женщина и спрашивает Малову! Ясное дело – дочь!

– Она приехала? – прошепталаИрина. – Не верю!

Полина подтолкнула меня к кровати.

– Обнимите же матушку! Она не видитничего.

Я заколебалась: господи, как поступить? Содной стороны, мне надо остаться с Ириной наедине, только она может приоткрытьзавесу тайны, с другой – я не могу обмануть больную и монахиню. Отрастерянности и отвратительности положения я вспотела, потом набрала полнуюгрудь воздуха и хотела сказать: «Простите, вышла чудовищная ошибка», – нотут Ирина вдруг вытянула вперед худые руки и заплакала, повторяя одну и ту жефразу:

– Ну вот, ну вот, ну вот!

Полина подтолкнула меня в спину, я сделалашаг, другой и села на край кровати.

– Умру теперь спокойно, – прошепталаИрина, – господь-то добр, послал мне счастье! Послал! Ты же меня сейчаспростишь, простишь, простишь…