— Ты глубоко ошибаешься! Знаешь ли ты, что Стендальсчитал лучшей картиной, созданной Леонардо, хранящееся в Эрмитаже «Святое семействосо святой Екатериной»? И не он один!

Многие знатоки предпочитали эту картину «Джоконде» и«Мадонне в гроте»! Многие считали ее самым выдающимся живописным полотном эпохиВозрождения! Эта картина еще в конце девятнадцатого века числилась средивеличайших сокровищ Эрмитажа, и только в двадцатом веке научная экспертизаустановила, что она не принадлежит кисти Леонардо, а создана моим великимпредком — Чезаре да Сэсто.

— Почему же о нем самом так редко говорят и пишут?

— Только потому, что сам он так захотел. Он ируководившие им тайные силы. Потому что подлинное величие должно сохраняться втайне. Но мастерство его потрясает! Как ты можешь оспаривать это, Дмитрий? Ведьты видел Мадонну работы моего предка! Она ничем не уступает Мадонне самогоЛеонардо…

— Разве может жалкая копия сравниться с чудесныморигиналом? Сказать так — все равно что сказать, что зеркало, отражающеекрасавицу, нисколько не уступает ей самой!

— Зеркало? — раздраженно повторил Антонио. —Он намного превзошел Леонардо! Ведь в его картине все сказано об окружающем насзлом и греховном мире! Ты смотрел в глаза царственного создания, котороепокоится на руках Древней Матери? Смотрел, я знаю! Я вижу это по твоему лицу! Аесли ты смотрел в его глаза — значит, ты заглянул в ад! И такова была волямоего великого предка!

Голос Антонио разросся, он звучал теперь под сводамистаринного зала, как некогда звучал в римском подземелье, а после — вегипетском святилище.., в святилище, которого больше не существует, котороепогребено под каменными обломками. Глаза профессора горели безумным огнем.

— Что такое Мадонна самого Леонардо, эта вашаэрмитажная Мадонна? — продолжал Антонио, все больше распаляясь. — Этолживое, фарисейское произведение, пытающееся убедить нас, что жизнь прекрасна иБог смотрит на нас глазами ласкового младенца! «Я с вами, я вас вижу, я неоставлю вас своей заботой»! — Антонио состроил издевательскую гримасу.

— Кто может поверить в это, вспоминая флорентийскуючуму, унесшую тысячи жизней во времена Леонардо, вспоминая все войны, все моровыеязвы прежних лет, вспоминая поля сражений и лагеря смерти века минувшего?

Нет, мой предок сказал о нашей жизни куда более правдивыеслова! Чудовищен взгляд нашего повелителя, но он правдив! Он следит за намисвоим ужасным взором, и Древняя Мать, первооснова всего сущего, Та, у которойтысяча лиц, с любовью прижимает его к себе и вскармливает своим молоком!

«Да он совершенно безумен! — подумал Старыгин, отступивпод горящим взглядом своего недавнего друга. — И наши жизни в руках этогоненормального!»

Он скосил глаза на Машу и увидел, что девушка начинаетпонемногу оживать, что на ее лице проступает румянец, а взгляд делается болееосмысленным. Нужно было отвлечь хозяина палаццо, хотя бы немного оттянутьвремя…

— Если не ошибаюсь, твой предок принадлежал к сектезмеепоклонников, — проговорил Дмитрий Алексеевич, дождавшись паузы вбезумном монологе Антонио.

— Змеепоклонников? профессор удивленно уставился наСтарыгина. — Что знаешь ты о благородных александрийских офитах?

Что, кроме тех глупых и пустых сплетен, которыераспространяли о них христиане?

— Я знаю, что они называли себя гностиками, то естьзнающими, — лихорадочно припоминал Старыгин, надеясь отвлечь безумцаразговором. — Знаю, что совершенное знание и совершенную веру считали ониравноценными, более того — утверждали, что это одно и то же, чем и навлекли насебя гнев христиан, для которых вера была неизмеримо выше знания…

Антонио быстро пересек комнату, снял с книжной полкистаринный том в безжалостно поврежденном временем черном кожаном переплете,стряхнул с него многолетнюю пыль, бережно опустил на стол, открыл и стал читатьс какого-то места, звучно и четко выговаривая латинские слова:

"Над всеми небесами есть Мрак безымянный, Мракнеподвижный, нерожденный, прекраснее и светлее всякого света. Отецнепознаваемый — Молчание и Бездна. Единородная дочь его, Премудрость Божия, ототца своего отделившись, познала бытие, и опечалилась, и преисполнилась скорби.И сын ее скорби был Иальдаваоф, Бог созидающий, Бог творящий.

Захотел он быть един и, от Матери отпав, погрузился в бытиееще глубже, чем она, и создал мир плоти, искаженный образ духовного мира, исоздал в нем человека, который должен был отразить величие Создателя исвидетельствовать о безграничном могуществе его. Но помощники Иальдаваофа, духистихийные, сумели вылепить из персти только бессмысленную массу плоти,пресмыкающуюся, как жалкий червь, в первозданной грязи. И когда привели ее ксвоему владыке, Иальдаваофу, дабы он в нее вдохнул жизнь — Премудрость Божия,сжалившись над человеком, вместе с дыханием телесной жизни через уста своегоневерного сына вдохнула в человека искру божественной, мудрости, полученной еюот Непознаваемого Отца. И жалкое создание, прах от праха, на котором Творецхотел показать могущество свое, стало выше своего Создателя, сделалось образоми подобием не Иальдаваофа, а Бога истинного, Отца Непознаваемого. И Творец, привиде его, исполнился гнева, и устремил свои очи в самую глубь вещества, и тамотразился мрачный пламень его, и сделался Ангелом Тьмы, Змеевидным, Офиоморфом,Сатаною ползучим и лукавым — Проклятой Мудростью. И с помощью его создалИальдаваоф все царства природы, и в глубь их, как в темницу, бросил человека, идал ему закон, и сказал: если преступишь его, смертью умрешь. Но ПремудростьБожия не покинула человека и послала ему Утешителя, Духа Познания, Змеевидного,Крылатого, подобного утренней звезде, Ангела Денницы, о ком сказано: «Будьтемудры, как змеи». И сошел Ангел Денницы к людям, и сказал: «Вкусите и познаете,и откроются глаза ваши, и станете как боги»".

Антонио оторвался от книги, поднял взгляд на Старыгина ипроговорил с непонятным волнением:

— Вот чему учили александрийские офиты!

Вот о чем они говорили нам сквозь толщу времен! Гностики,знающие, избранники Премудрости Божией, отличаются от обычных людей, от рабовИальдаваофа, как золото отличается от праха и глины! Рабы Иальдаваофа, сыныЗмея лукавого, трепещут пред законом, дрожат в смертном страхе. Но мудрые, детиСвета, посвященные в тайны Софии, попирают законы, преступают границы. Свободныони, как боги, крылаты, как духи. Во зле они остаются чистыми, никакая грязь кним не пристает…

— Значит, могут они совершать любые злодейства, и всеим будет прощено змеевидным покровителем? — перебил Старыгин своегонедавнего друга.

Но тот словно не слышал его, продолжая:

— Что ты можешь знать о нем! Даже древние гностикиАлександрии не знали еще подлинного вида того Змеевидного, Крылатого, которогоони провидели и которого почитаем мы, амфиреи! Не видели его истинного облика,пугающего и прекрасного, облика, который запечатлел на своей картине мой предокЧезаре да Сэсто! Мы пошли дальше их, и дойдем до конца, до предела! Нас много,во многих странах есть наши братья, верные слуги великого Амфиреуса, но толькомне уготована великая судьба, которая свершится сегодня…