– А твой «Урал»?.. Ты покупал же.

– «Урал» продали.

– А мой «иж», – говорю, – Колян сломал. Коробка полетела… И что мне делать?

– Пойдём, – говорит Маузер, – ко мне в баню.

– Ты что, с ума сошёл?!

– Да нет, не париться. Не бойся. Выстыла…

– Я не боюсь, а не люблю. Запомни.

– Да, ты не любишь, как и Рыжий… Мы посидим там, чтобы маме в доме не мешать, и выпьем спирту… Медицинский… Запомни! Память у меня плохая.

– Да хоть технический… Так я тогда пешком пойду.

– Друг, не безумствуй, – говорит Маузер. – И отпусти меня, не дёргай. Глаза просверлишь…

– Нет, я пойду.

– И я с тобой.

– А ты-то мне зачем там нужен?

– На всякий случай… А вдруг медведь… этот, Андрюхин. Где-то же бродит. А в темноту выходит на дорогу…

– И ты ему ногтями, как Наташка Андрюхе, морду расцарапаешь?

– Я укушу его… За лапу.

– Он тебя за ухо…

– Ну, пусть.

– А я мальчишек попрошу… бензин зря жгут, катаются кругами. Им прошвырнуться, что мне плюнуть…

– Нет, – говорит, – Маузер. – Пойдём к Андрюхе. Согласится. Он безотказный, когда пьяный.

– А если спит?

– А мы разбудим.

– Разбудим… Выстрелом из пушки?.. Кстати, ты, Маузер, зачем в Черкассы рвёшься?

– Я разве рвусь?.. И чё я там забыл?

– И я об этом.

– Есть с чем, и тут бы посидели. Спирт медицинский, огурцы… икры навалом. Даже баклажанной.

– Ты вот сегодня точно странный.

– Странный я, странный, я – нормальный, я по ночам по барышням – чужим, заметь! – в такую даль не шастаю… Днём бы ещё!.. По-человечески.

– Ты за меня не беспокойся.

– Да и один…

– Ты ерунды не городи! Она мне, Таня, не чужая.

– Была когда-то, – говорит Маузер.

– Что значит «была»? – говорю. – Была, есть и будет.

– Ну, хорошо, была и будет… Пойдём к Андрюхе.

– Мы идём.

– Идём? А я и не заметил.

– И прилетели почему-то вместе…

– Случайно встретились.

– Случайно разошлись.

Идём. Под ручку. Уже как будто лучше получается, шатает меньше, наловчились.

Телёнок среди улицы. Другой или тот же, не стали разбираться. Сказали ему:

– Засранец.

Он нам:

– Му-у.

Не струсил. Лоб безрогий в нашу сторону направил: мол, забодаю.

– Ты посмотри-ка!

– Да идём!

Подошли к дому Есауловых. Подкрались тихо, будто к вражескому стану. Помним, где раньше спал Андрюха, в какой комнате, по-ялански – избе. Забрались в палисад. Стоит Маузер возле куста смородины, жалуется: самые любимые штаны из-за меня, дескать, порвал, «выходные, почти джинсы». А я ему: вот уж нашёл, хирург, о чём жалеть, куплю, мол, новые тебе, никаких денег не пожалею, только не хнычь. К окну подступили, скребёмся оба, как замёрзшие на улице коты, в стекло, если подумать-то, напрасно: Андрюху и трезвого-то разбудить непросто. Открывается окно. И голос точно не Андрюхин:

– Кто тут?

Хоть и не сразу, но узнали: Людмила, младшая сестра Андрюхи.

– Мы, – шепчем мы.

– Кто «мы»? – тоже шёпотом спрашивает Людмила.

– Маузер и я, Олег Истомин.

– Ко мне, что ли? – смеётся. – Наконец-то.

– Нам позарез Андрюха нужен.

– А я, дурёха, размечталась… Давно не виделись, соскучились?.. После покоса с отцом выпил, добавил с вами, спит в подсобке. Ворота, выйду, вам открою.

– А ты тут как?

– Приехала на выходные.

– Какое счастье.

– А уж мне… Уснуть не дали при луне.

– Мы благодарные – отплатим, – шепчет Маузер. – В следующий раз сюда же, но к тебе уже залезем.

– Сюда не надо. Через дверь.

Выбрались мы из палисада. Направились к воротам.

– Совершеннолетняя, – бормочет Маузер.

– Ты о чём? – спрашиваю.

– Да так.

– О сокровенном.

А где был месяц?.. «При луне»… Мы – я и Маузер – её не видели. Только от нас она скрывалась где-то?..

5

Париж – Дакар.

Трансконтинентальный ралли-марафон.

Только глухой о нём не слышал. Мы, слава богу, не глухие. Во всяком случае – пока. И дай-то боже…

Но это очень далеко. И нас касается лишь косвенно – только по форме: из пункта А в пункт Б, конкретно. В пустыне где-то.

У нас:

Автопробег Ялань – Черкассы. Тоже континентальный. Но не «транс-», а «резко-». И одиночный. В тайге сибирской. Имеет к нам прямое отношение.

Наш экипаж: Андрюха, Маузер и я – как змеи на зиму в клубке, сплотились. В кабине тесной.

Едем. Глагол достойный, но неподходящий.

Слов вроде ворох в голове, и ворошу, просеиваю – нужного не выбрать.

Как будто смерть за нами гонится, а мы пытаемся удрать. Наоборот ли.

Но не до шуток. До мурашек.

Пусть будет:

Едем.

За рулём – Андрюха Есаулов, никто иной. «Общеизвестно: десять лет стажу, без аварий». Это не он, товарищ наш, сам про себя сказал, похвастался, а Маузер о нём, когда к машине только шли. Пусть и польстил, но это правда. Нам не доверил «порулить». Был бы, мол, «старенький зилок», тогда бы ладно, дал бы прокатиться, а тут «новёхонький КамАЗ». И ни в какую. Мы не обиделись: не очень, дескать, и хотели. Нам лишь бы ехать. «На посошок», «седельную», и – в добрый путь.

В «седле».

Я – возле дверцы пассажирской, больно в неё вминаюсь то и дело правым боком и ощущаю остро все её неровности. Маузер – между нами, как перегородка, – между водителем и мной. Туда-сюда его, как в проруби, болтает – опоры меньше у него, жёстко ничто его не подпирает. Андрюху и меня едва не задевает «габаритными огнями» – уши его и тут, в кабине, светятся, как огоньки, но нам привычно: и замечаем, но не шутим. Какие шутки?.. Андрюха руль из рук не выпускает, ему и ладно, а мы – я и Маузер, – стиснув зубы, чтобы не раскрошить их, не прикусить ими язык, не клацать, крепко-накрепко вцепились в поручни. Если б могли, и задницей бы за сиденье ухватились, чтобы не биться головой о верх кабины или, разбив стекло, не вылететь в окно. Как уж там Маузер, не знаю, а я читаю «Отче наш» чуть не на каждом повороте, на каждой горке: «Помилуй, Господи, спаси и сохрани» – умом и сердцем. И он, Маузер, вспомнил – так мне показалось, – как по-немецки будет русский Бог, бормочет что-то еле слышно: «Майн, майн…»

«Ага, – думаю. – Радистка Кэт… Вот и тебя, хирург, проняло, вот ты и выдал сам себя. А то спокойный, безмятежный».

Неудивительно, и выдашь. Не только мову близких предков вспомнишь, но и далёких – обезьян, а то и глубже – инфузорий, голосом глины завопишь.

Но поседеть-то точно можно. За поездку. Если доедем.

Андрюха не в счёт – он что выпивший, что нет, всегда «маленько заполошный,