Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или же:
– Знаешь ли, что многие мужчины женятся, даже не пытаясьузнать, мастурбировали ли когда-нибудь их невесты? Что за любовь может быть уних? И снабжала это таким примечанием:
– Есть мужчины, которые предпочитают жениться на женщинах,совершенно равнодушных к своему полу… Я думаю, что это извращение!
Ариана заставляет свою узницу ласкать самое себя доизнеможения. Потом она вытягивается на ее неподвижном теле и трется о ее ноги,ее живот, грудь, лицо, пока сама не оказывается в сладком обмороке.
Порой она ложится на спину, закинув руки за голову, иЭммануэль приникает к ней. Бутон плоти Арианы, выпуклый и твердый, вырастает отприкосновения языка Эммануэль, и та иногда подолгу держит его во рту.
Когда Ариана утомляется, она зовет Жильбера и указывает наЭммануэль:
– Теперь ты!
И он сливается с Эммануэль по два, по три, по четыре раза вдень. Теперь он занимается любовью только с нею. И когда он изливается вЭммануэль, Ариана наклоняется к ней и пьет этот коктейль.
– Ты не думаешь, – сказала она однажды своему супругу, – чтоЭммануэль была бы для тебя идеальной женой? И твоим друзьям она очень подойдет– они имели бы ее, когда захотят.
Когда они снова оставались одни, Ариана продолжаланаставлять Эммануэль:
– Одного супруга тебе никак не должно хватать.
– Но… А как же ты?
– Я люблю раздаривать своих мужей.
– Мужей? Разве их у тебя несколько?
Прекрасная графиня засмеялась:
– Я имею в виду будущих.
Эммануэль подозрительно посмотрела на подругу:
– Ты больше не любишь Жильбера?
– Почему ты так думаешь?
– Но ты же отдаешь его мне.
– Если бы я его не любила, я бы его тебе никогда не дала.
– Значит, ты решила делить его с другими?
– Не совсем так… Ты знаешь, я никогда ничего не решаюзаранее. Я прихожу в ужас от всяких планов и проектов. Я жив и живу. И что быни происходило, все идет к лучшему.
– Так. Если ты останешься с мужем – это хорошо. А если тыего потеряешь это тоже хорошо?
– Конечно.
– Значит, ты его не любишь.
– В самом деле? – Ариана посмотрела на Эммануэль так, что тасмутилась, но все же спросила:
– Ариана, а ты пробуешь все просто потому, что тебе нравитсявсе испытать?
– Конечно.
– И ничто не кажется тебе отвратительным?
– О, почему же… Мне многое кажется отвратительным: всеограничения и все запреты. Все те, кто не хочет ничему научиться. Все люди,живущие, как слизни, в своей молочнокислой добродетели, удовлетворенныесобственным окружением, упоенные своим нежеланием узнать что-либо. У нихединственный резон – не хочу этого знать, потому что мне это не нравится. А тыспроси их, в чем причина их неприятия этого, почему им это не нравится, и они –к твоему удивлению – даже не смогут ответить. Вот в чем сущность зла,отвратительного, как ты выразилась, – в наслаждении собственным незнанием, вотсутствии любознательности, в отказе от жажды открытий.
– Но разве, возможно заняться чем-то, что тебе не нравится?
– Наслаждение можно найти во всем, если не мешает какой-товрожденный порок.
– Но ведь и то, что доставляет наслаждение, может тоженадоесть.
– Никогда, если ты умеешь обновлять себя. Вот мы говорим:«Ох, этот малый, как он был хорош в постели!». Но в постели все хороши, лишь быэто делать с кем-нибудь впервые.
– Но зачем тогда выходить замуж?
– А ты думаешь, брак – это какая-то наглухо запертая башня?Замуж выходят чтобы быть свободнее. Умная девушка докажет, что после свадьбы унее будет больше любовников, чем прежде: разве это не стоящий сам по себерезон?
– Это было бы прекрасно, если бы с этим соглашался муж. Ноесли женщина идет замуж, чтобы спать со многими мужчинами, мужчина-то женитсяна ней для того, чтобы она спала только с ним.
– Так вот жена и должна его перевоспитать, а не хныкать ижаловаться.
– Даже рискуя расстаться с ним?
– А как же! Это все равно лучше, чем повернуть назад.
– Твой муж думает точно так же. Почему же ты хочешьрасстаться с ним?
– Кто тебе сказал, что я этого хочу?
– Но ты говоришь, что он должен жениться на мне.
– А разве это означает, что он непременно должен разводитсясо мною? Жильбер может иметь другую женщину, он может вообще находиться вдругом полушарии, но я все равно всегда буду существовать здесь для него.
– Даже если снова выйдешь замуж?
– Могу ли я перестать быть Арианой? Я просто буду любить наодного мужчину больше.
– Но… Если у Жильбера другая женщина, а у тебя другоймужчина, что же общего останется между вами?
– Наша любовь, разумеется.
И, видя недоумевающий взгляд Эммануэль, Ариана продолжала:
– Жильбер и я, мы любим друг друга, но это не та любовь,когда, вцепившись в руку другого, не могут отвести от него зачарованноговзгляда. Самая большая радость для нас – видеть, что другой не упускает своегошанса.
– Но ведь хорошо жить с тем, кого любишь.
– Конечно, разве я это отрицаю?
– Как будто…
– Нет, моя радость, я вовсе этого не отрицаю. Я знаю толькото, что жизнь состоит из перемен – вот это-то и прекрасно в ней. Не страшно,что перемены сопряжены с какой-то неизвестностью, приводят к непостоянству –жизнь за это обязательно вознаградит нас. И лучше броситься в этот ноток, житьжизнью. Как только ты подумаешь о том, что ты знаешь, чем это закончится, чтоты нашла свою конечную форму и всеми силами своей души будешь стремиться этуформу сохранить, у тебя появится право на постоянство, приличествующее твоемувозрасту, и ты получишь свое законное место среди прочих черепов и костей вфамильной усыпальнице, полной тех, кто успокоился раньше тебя.
Ариана де Сайн улыбнулась портретам своихвысоко-добродетельных предков.
– Конечно, я рада, что у меня такой муж, как Жильбер. Нокаждый из нас будет рад за другого, если тот отправится в какое-то новоеплавание. Перемена – не потеря, и сопротивляться этому – просто малодушно.