— Убить грымзу!

— Нет, выкрасть бумаги, когда грымза будет убирать втуалете, на это время она свой кабинет не запирает, а сигнализацию подключаеттолько после того, как вымоет свой участок. — Сулейман хихикнул. — Аты кровожадная! И мышление у тебя преступное. В прошлой жизниДжеком-Потрошителем не была? — он еще пуще разулыбался. — А убиватьгрымзу я не собирался. Но, по закону жизни, я тебе уже говорил… Пришлось.Видишь ли, она меня застукала, когда я в бумагах рылся. Вошла тихохонько вкабинет и говорит, вы, гражданин Швейцер, весь в отца — предатель. Я вас давнораскусила. Вы что-то там изобрели, но сделать это достоянием родины не желаете…— Сулейман фыркнул. — Тоже мне патриотка! Вы, говорит, гражданин Швейцер,преступный элемент. Вы вор и обманщик. И катитесь, говорит, из моего кабинета,пока я охрану не вызвала.

— Вот это да! А ты?

— А что я? Выкатился.

— А потом кокнул ее?

— Кокнул я ее на следующий день.

— Чего тянул-то?

— Искал, куда бы ее труп спрятать. — Сулейманзавозился, пристраивая свой костлявый зад поудобнее. — Я ведь только потомпонял, что сглупил, когда Симку на помойке оставил. Надо было оттащить ее, но яне додумал… Растерялся, сама понимаешь, в первый раз же, в конце концов. Затовторое убийство я решил обстряпать более профессионально. Чистенько убрать,труп припрятать. Пока гадали бы, почему Дарья Михайловна на работу не является,меня бы уже и след простыл.

— И что же не припрятал?

— А ты не знаешь? — ехидно пискнул он. — Всеиз-за тебя. Хотя, по большому счету… — Очередная пауза. — По большомусчету ты не при чем. Я когда территорию осматривал, выискивая место длятайника, наткнулся на дыру в заборе. Я сразу понял, что это открытие огромнойважности. Я даже расстроился, что раньше на нее не набрел, ведь была она подсамым моим носом, тогда не пришлось бы вахрушку подкупать, светиться… И вот,стоя у забора, я придумал план, согласно которому я убивал сразу двух зайцев.Вернее, одного убивал, другого убирал. А план был таков. Демонстративно уйти сработы, пошуметь на проходной, чтобы меня запомнили, потом обогнуть забор НИИ,ты же знаешь, я езжу домой не на трамвае, как вы, а на маршрутном такси, и мояостановка правее вашей, так что вы не видите, поехал я домой или нет. Так вот.Вернуться в здание, а предварительно, я забыл тебе сказать, необходимо былооставить после работы Пашку, найдя ему срочную халтурку.

— А его-то зачем?

— Ты слушай, слушай… — Он подался вперед и началделовито объяснять. — Смотри, я убиваю грымзу, нож уношу с собой, выхожучерез дыру и еду домой на попутке. На утро, когда тело обнаруживают, начинаетсявыяснение — кто был в здании в момент убийства. Потом выясняется, что…

— Я, кажется, поняла. Ты решил свалить вину наПашку! — я даже подпрыгнула, вернее шаркнула задом по стулу, потому какисполнить полноценный прыжок мне мешали путы.

— Именно. А ножичек подбросить ему в стол.

— И что же помешало?

— Что, что? Закон подлости. Я когда в туалете Дашуждал, делать мне было особо нечего, иногда в окно поглядывал. И вот вижу, идетмой благодетель Пал Игнатич, уши по ветру… Ну, думаю, дела, опять сердобольныйБлохин сжалился над молодым дарованием — домой отпустил. И что мне было делать?Весь план псу под хвост! — Сулейман зло сплюнул. — Ну да ладно,думаю. Прикончу Дашку по быстрому, труп оттащу в подвал, а потом перепрячу. Нои тут неудача! Дашку я прикончил без проблем, веришь, даже угрызений совести небыло. То-о-олько собрался отволочь, как слышу — шаги. А потом фальшивое женскоепение. Кто, думаешь шел?

— Неужто я? — удивилась я — мне-то всегдаказалось, что я хорошо пою.

— Ты. Я так разозлился, сто и тебя прирезать хотел. Докучи. Но вовремя одумался.

— Пожалел?

— Нет. Испугался. За такими, как ты, вечно выводоккобелей бегает. Вдруг, думаю, вассалы на лестнице поджидают, не вернешься вовремя — хватятся. Вот по этому я и скрылся. — Сулейман вздохнул. — Носамое ужасное — я не успел выкрасть бумаги.

— И как же ты? — растерянно заморгала я.

— Ой! Получилось даже лучше, чем я планировал. Наследующий день я пришел в Патентное бюро и нагло так, уверенно обращаюсь кначальнице, так, мол, и так, говорю, Галина Иванна, я намедни патентик вамприносил на аэрозоль освежающий, но напутал в одном месте, позвольте, исправлю.Она без слов бумаги достала, мне дала, только, говорит, при мне исправляйте,выносить не положено. Я взял, тут же присел за стол и давай листами шуршать, акогда она отвернулась, я их подменил. Так просто, представляешь!?

— Ага! — воскликнула я. — Ясно! Вернее… — янахмурилась. — Не ясно, зачем ты тогда бюро сжег. Ведь это ты?

— Я. — Он слегка поклонился, торжественноулыбаясь.

— А зачем?

— Понимаешь… Я подумал, подумал… У них же в бюро всеучитывается. Каждому патенту регистрационный номер присваивается. Вдруг, думаю,в связи со смертью одной из работниц, менты в архивах копаться начнут, выявятнесостыковку, а там и до разоблачения недалеко. А мне надо быть безупречным,хотя бы до поры, пока я на историческую родину не вырвался.

— И как ты это сделал? Ведь дверь…

— Ну-у! Это проще простого. — Он вновьсамодовольно улыбнулся. И я подумала, что если так пойдет, то к концу своегомонолога он раздуется и лопнет от гордости. — Ты знаешь, где моялаборатория находится?

— На третьем этаже.

— Ну. Прямо над Патентным бюро. Окна под окнами. А уних всегда форточка открыта — эта дура, Ниночка, вечно кабинет проветривает.

— Ты влез в форточку?

— Я тебе акробат что ли? — Сулейманнасупился. — Я сварганил зажигательную бомбочку. Дождался, когда вкабинете никого не будет, и бросил ее в форточку. И все! Почти без шума, а какполыхнуло!

— Здорово!

— Как и все проделанное мной! — Он спрыгнул состола, расправил свои коротенькие брючки и провозгласил. — Ну, мне пора.

— Как это? — закудахтала я. — Ты же еще невсе рассказал…

— Я рассказал о самом важном, а остальное…

— Но как ты проникал в комнаты? В нашу, в коморку ВасиБодяго? Ведь они на кодовых замках?

— Элементарно, — фыркнул он. — Кнопки, накоторые чаще всего нажимают, самые истертые, так что…

— А вахтершу ты зачем кокнул?

— Она мне проходу не давала в последнее время.Привязывалась — когда племянничку новый баллончик понесете, да когда.Понравилось на халяву деньгами разживаться. Я уж ей говорю — помер племянник. Аона — врете, с другой, наверное, вахтершей договорились, она, видать, меньшеберет. Вот поспрашиваю, говорит, если узнаю что, тут же директору про васрасскажу. Задолбали, честное слово! Каждая на меня жаловаться решила, иглавное, не кому-нибудь, а директору. Ну что мне оставалось?