девятимесячную малышку с густыми темными волосами. Девочка тянет крошечные ручки к столу с подарками.

– Сразу видно – у ребенка правильные приоритеты! – смеется Перри, и они с Лив отходят, чтобы поприветствовать других гостей.

Я сажусь ближе к выходу, за группкой девочек – очевидно, подружек Элоди по театральному кружку. Всякий раз, когда кто-то заходит, я оборачиваюсь, рассчитывая увидеть Рассела. Впрочем, вести серьезные разговоры сегодня не собираюсь – у него важный день, который касается только его семьи… Ох, а если он посчитает, что я вмешиваюсь в их личные дела? Навязываюсь?..

Пока я так себя накручиваю, в дверях появляется Рассел. Вселенная, как всегда, ко мне безжалостна, потому что выглядит он великолепно – костюм в елочку, глянцевые оксфорды, мягкая волна волос… Затаив дыхание, я провожаю его взглядом. Заметив меня, Рассел озадаченно приподнимает брови, и я сигнализирую бровями в ответ, пытаясь сказать: «Меня пригласила твоя дочь». Впрочем, вряд ли он понимает.

К счастью, вскоре начинается служба, и раввин представляет собравшимся Элоди – единственную, у кого сегодня бат-мицва. На ней сиреневое платье из тафты; распущенные волосы завиты локонами. Поначалу она нервничает, однако потом берет себя в руки, как и следовало ожидать от театрального ребенка. В ее исполнении традиционные слова на иврите звучат как музыка.

Самая трогательная часть бат-мицвы – речи родителей. Они почти всегда плачут, и я плачу вместе с ними. Когда бат-мицва была у меня, мне, конечно, понравились подарки, вечеринка и танцы, но больше всего запомнилось, как мать говорила о моей любви к метеорологии и о том, что удивится, если я не стану второй Торренс Ливни. А ведь я совсем об этом забыла – мозг скрывал от меня теплые воспоминания, хотя их было немало.

Первой на биму[33] выходит Лив. Она обещает дочери, что не будет ее «слишком позорить», а потом, расплакавшись, рассказывает о том, как однажды Элоди устроила для родителей театральное представление.

– Это был очень смешной и трогательный спектакль, исполненный необычной для девятилетнего ребенка мудрости. Тогда я впервые осознала, что Элоди – полноценное самостоятельное существо, которое однажды наверняка станет умнее меня. Возможно, это уже произошло.

Когда настает очередь Рассела, он вынимает из кармана смятый листок бумаги.

– Я набросал план, но надеюсь, что Элоди не будет возражать против небольшой импровизации. Это, кстати, была театральная шутка специально для нее.

Элоди закатывает глаза, однако видно, что ей смешно.

– Сейчас она будет закатывать глаза еще сильнее, но я все равно скажу. Эл, быть твоим отцом – большое счастье. Знаю, что ты не любишь свой детский альбом, однако сегодня постараюсь заполнить его по максимуму. Спасибо, что до сих пор не выбросила его в камин!.. Наблюдать за твоим взрослением – удивительный опыт. – Рассел снимает очки дрожащей рукой, проводит ею по лицу и надевает их обратно немного набекрень. Он сглатывает, словно пытается проглотить переполняющие его эмоции; но, зная Рассела, не сомневаюсь, что скоро они прорвутся наружу. – Хотя сегодня ты формально становишься взрослой, процесс на этом не заканчивается. Мне не терпится увидеть, каким станет твое будущее. Уверен, однажды ты будешь петь с большой сцены перед огромной аудиторией преданных поклонников, а я – сидеть в первом ряду и громко тебе аплодировать.

Роюсь в сумке в поисках бумажных платочков. Рассел Барринджер – сказочно добрый человек! Как можно было не понимать, насколько мне повезло, что наши пути пересеклись – даже если теперь это в прошлом?..

* * *

– Мазаль тов![34] – Я обнимаю Элоди. – Ты была просто супер! Ни разу в жизни не получала столько удовольствия на бат-мицве!

– Отлично! Моя цель достигнута: посрамить все будущие бат-мицвы.

Вечеринка проходит в еврейском центре возле синагоги. Зал оформлен в бродвейском духе: красные драпировки, надпись «МАЗАЛЬ ТОВ» в стиле ретро-вывесок, по стенам – фотографии с театральных постановок Элоди и ее друзей. Рядом с буфетом даже выложена стопка бюллетеней для голосования за лучший костюм, танец и песню.

Закончив разговор с родителями друзей Элоди, Рассел направляется ко мне. Это мой шанс! Я справлюсь!

– Привет! Мазаль тов! – Я нелепо взмахиваю рукой. Все-таки не справлюсь…

– Ари! Не ожидал тебя здесь увидеть. То есть очень хорошо, что ты пришла, только для меня это стало сюрпризом.

Элоди машет пальчиками с сиреневыми ногтями в тон платью.

– Возможно, это моих рук дело.

– Ах, вот оно что!

Смутившись, Рассел засовывает руки поглубже в карманы. Вблизи он так хорош в своем строгом костюме, что это почти невыносимо.

– Мой дорогой папа пытается сказать, что он рад тебя видеть, – поясняет Элоди, выразительно подняв брови. – Кстати, я думаю, он бесспорный победитель премии за лучшую речь… – Она картинно прикладывает руку к уху. – О, моя песня! Я вас покидаю!

И она убегает танцевать с друзьями. Рассел качает головой, не глядя мне в глаза.

– Она подстроила нам встречу! Ну и дела.

– Вся в отца!

– Похоже на то. Мало было нам вмешательства посторонних…

– Сводничество – древняя традиция, в том числе иудейская. – Я тереблю край красной драпировки, стараясь взять себя в руки. – Если хочешь, я уйду. Честное слово, не обижусь!

– Нет, – мягко возражает Рассел, наконец поднимая на меня глаза, и от его взгляда в груди теплеет. – Останься. Я хочу, чтобы ты осталась.

– Ладно, – откликаюсь я, с трудом сдерживая подступающую улыбку.

– Между прочим, необязательно было ей что-то дарить.

– Мне захотелось. Я нашла на «Этси» идеальные подвески для сережек: на одной написано «Правая кулиса», на другой «Левая кулиса».

– Ей понравится. Спасибо! И спасибо, что пришла. Кажется, я этого еще не говорил.

Дети полностью захватили вечеринку. Звучат песни из мюзиклов, и взрослые неловко качают головой в такт музыке, которую не узнают.

– Может, поговорим где-нибудь, где не вопит на всю катушку «Гамильтон»?

– А это разве не идеальный фон для серьезного разговора?

Рассел негромко смеется, и от волнения у меня перехватывает дыхание. У нас есть шанс! Только бы мне хватило смелости высказать ему все, о чем думала в последние несколько недель!

Рассел предупреждает Лив, и мы уходим из зала. Снаружи уже смеркается, однако на озере Вашингтон полно лодок – люди наслаждаются неожиданно теплой для апреля погодой. Сегодня был двадцать один градус, и я даже не стала выражать свое разочарование по этому поводу, когда озвучивала прогноз на неделю. Правда, сейчас уже прохладно, и я жалею, что оставила свитер в машине.

Мы огибаем здание еврейского центра и прислоняемся к стене у спортивного зала.

– Элоди отлично выступила. Прирожденная актриса! – замечаю я.

– Не представлял, что