— Однокомнатную квартиру и самый лучший компьютер совсеми прибамбасами, какие только есть!

Баранович хмыкнул и отвернулся. Аудиенция была окончена.

…Я вернулась домой к вечеру, потому что съездила в два-триместа насчет работы. Алла встретила меня в коридоре.

— Звонили из больницы, — сказала она, испуганно наменя глядя. — Роман умер.

От неожиданности я пошатнулась, слезы выступили на глазах,но я быстро взяла себя в руки. С чего это меня так разобрало? Ведь Роман умереще вчера, и я не очень расстроилась. Потом я сообразила, что звонили избольницы и что, следовательно, умер Андрей, которого там до сих пор считаютРоманом. Ну что ж, я сделала что могла, значит, у него судьба такая.

Следующие три дня я провела в какой-то сонной апатии. Мненичего не хотелось делать — с трудом заставляла себя принять душ, поесть иложилась на диван с книжкой, но даже читать не могла — перебегала глазами сострочки на строчку, но не понимала, что происходит с героями.

Звонили какие-то дальние родственники Романа, сообщали пропохороны, я отказалась идти. Невестка смотрела на меня с состраданием, ноничего не говорила, очевидно, Лешка провел с ней воспитательную работу. Я жепродолжала валяться на диване, как бревно, ни на что не реагируя.

Такое бывало со мной в школе, когда на следующий день послеэкзамена я лежала, вот так же тупо уставившись в книгу или бездумно слушаямузыку… Но тогда приближалось время следующего экзамена, и я брала себя в рукии принималась за учебу, а сейчас апатия казалась бесконечной. Я чувствоваласебя опустошенной и выпотрошенной, так что годилась сейчас только на чучело.

Представила себе это чучело в музее с табличкой:

«Разочарованная женщина», — и невольно улыбнулась.

Ну, если я могу улыбаться — значит, еще не все потеряно.

Я села за стол и посмотрела на себя в зеркало.

Лицо бледное, под глазами мешки, кожа какая-то тусклая… нет,надо встряхнуться, привести себя в порядок, заняться поисками работы…

Прошло три дня, а Баранович никак не проявился, стало быть,он посчитал мои требования слишком наглыми или вообще забыл обо мне.

На утро четвертого дня в дверь квартиры позвонили.

Я доплелась до прихожей и подозрительно спросила:

— Кто там?

— Алексей Соловьев здесь проживает? — осведомилсямолодой голос за дверью.

— Алексей Соловьев? — тупо повторила я. — Ктотакой Алексей Соловьев?

— Ты что, Наталья? — рядом со мной неожиданновозник Лешка. — Это же я — Алексей Соловьев!

— Ах, ну да, — я смутилась, — ну, так сам ибегай на звонки!

Тем не менее я открыла дверь. На пороге стояли трое парней сбольшими картонными коробками.

— Так кто здесь Алексей? — деловито осведомилсяодин из них, судя по озабоченному выражению лица, старший. — Расписатьсянадо за доставку.

— А это что такое? — Лешка удивленно уставился наквитанцию, и брови его полезли вверх. — Это мне?!

— Если ты — Алексей, то тебе, — подтвердилпарень. — Распишись вот в этой графе.

— Четвертый «Пентиум»! — восхищенно пропелЛешка. — Пятьсот двенадцать метров оперативки! Обалдеть! Восемьдесят гиговвинта! Жидкокристаллический монитор! Пятнадцать дюймов! Уписаться! Беспроводнаяклава! DVD-райтер! Оптическая «мышь»! Это просто фантастика! Наталья! Меняглючит! Ущипни меня — я, наверное, сплю!

Я с удовольствием ущипнула племянника за костлявый бок, онвзвизгнул и отскочил:

— Ты что — прямо как пиранья вцепилась! Нет, правда —это все мне?

— Тебе, тебе! — Я довольно улыбнулась: зрелищечужого счастья подействовало на меня тонизирующе.

Ребята занесли коробки в Лешкину — то есть на данном этапемою — комнату и начали распаковывать их, устанавливать и подключать. Лешкакрутился у них под ногами — если можно так сказать о длинном и тощем, какжердь, подростке, облизывал каждую новую игрушку и задавал бесконечные вопросына своем загадочном компьютерном языке. Впрочем, парни отлично его понимали, ичерез несколько минут они стали лучшими друзьями.

— Что происходит? — грозно прошептала невестка,дергая меня за рукав. — Откуда это все?

— Это еще не все! — раздалось с порога.Оказывается, парни забыли закрыть входную дверь, в которую как раз вошел мойзнакомый Алексей.

— Наталья Сергеевна! — деловито обратился он комне. — Там в вашей квартире ремонт идет, обязательно нужно, чтобы вы самиобои выбрали и кафель для ванной и…

— Да мне все равно, делайте как есть! — я махнуларукой.

— Что? — Невестка очнулась от столбняка, в которыйее повергли слова Алексея о моей новой квартире. — Как это — делать какесть! Ты что — с ума сошла? Тебе же там жить! Едем немедленно по магазинам!

— Ну слава богу, нашелся хоть один человекнормальный! — расцвел Алексей. — Собирайтесь, дамы, машина уподъезда.

Еще два дня мы как сумасшедшие мотались по магазинам.Невестка просто осатанела, когда поняла, что можно тратить на отделку квартирынеограниченное количество денег. Иногда мне приходилось хватать ее за руку, нов общем мы неплохо ладили. Старалась она для меня бескорыстно, просто хотелакак лучше, и я подумала, что если я буду жить отдельно и выпишусь из квартирыбрата, то мы очень даже просто можем подружиться, будем встречаться изредка,ходить в кафе или я буду приходить к ним на семейный обед. С родственникаминужно жить раздельно, это аксиома.

Квартирка оказалась небольшой, но очень удобноспланированной, даже мебель какую-то мы купили. Прощаясь, Алексей отвел меня всторонку и протянул какую-то бумажку.

— Это адрес реабилитационного центра, куда Андреяположили. Можешь проверить, Илья Михайлович все свои обещания выполняет.

— Что? — Бумажка задрожала в моих руках. —Так он не умер?

— С чего ты взяла, что он умер? — неподдельноудивился Алексей. — Его перевели в очень хороший реабилитационный центр,там оборудование отличное, быстро на ноги поставят!

— А кто же тогда умер — там, в больнице?

Но я уже все поняла. Ведь Роман умер, они сделали так, чтоумер он в больнице, а Андрея перевели в центр под своим именем.

— Умеете вы людям головы заморочить! —рассердилась я.

— Сама должна была сообразить! — не остался вдолгу Алексей.

Простились мы дружески.

В реабилитационном центре меня встретили как родную. Не былоникаких грозных нянечек с жабьими мордами, не было пугливых сестричек, не былострогих докторов. Больница была шикарная, и за те деньги, что люди платили засвое выздоровление, не только к самим больным, но и к их посетителям персоналотносился с повышенной сердечностью.