рисовать и просто проводить время с семьёй и друзьями. Теперь же этот зелёный островок захватили переселенцы с запада – привыкшие жить в бедности, со своими нравами и обычаями. Целыми днями они жгли костры, варили лекарства, стирали бельё и оплакивали усопших; повсюду витал запах пота и валялись объедки. Сравнивая себя с ними, жители столицы приходили к выводу, что они одни имеют право называться «настоящими» гражданами Сяньлэ. Люди едва могли выносить такое соседство, и негодование их росло.

Несколько старейшин из числа юнъаньцев, понимая, что им здесь не рады, предлагали перебраться в другое место, да только в городе уже и без того собралось много народу. Куда ни сунься – везде давно занято, не нашлось места, способного вместить такую толпу людей. Тем более среди этих пяти сотен были и женщины, и старики, и дети, и больные, кто-то из них уже не мог передвигаться. А потому оставалось только расположиться здесь, стиснув зубы и набравшись наглости. Жители столицы, конечно, роптали, но понимали, что пострадавшие какие-никакие, а земляки, и потому пока терпели…

Когда рассказ дошёл до этого места, солдаты подвели тех мужчин из Юнъаня к входу на рынок и велели:

– На колени!

Как бы те ни хотели воспротивиться, с ножом у горла выбор невелик. Увидев, что арестованные по очереди опускаются на колени, зеваки, что наблюдали за этой сценой, завздыхали – кто сочувственно, а кто с облегчением. Се Лянь спросил:

– С твоих слов выходит, что обеим сторонам пришлось пойти на уступки. Ну а сегодня что приключилось?

Фэн Синь и Му Цин не успели ответить – из толпы раздались громкие рыдания какой-то женщины:

– Ах вы, дикари! Мало того, тащите что ни попадя, теперь и мужа моего избили! Он даже встать не может! Вам это с рук не сойдёт!

Окружающие принялись её утешать, а кто-то сказал с укором:

– Покинули родные земли, явились на нашу территорию и имеют наглость свои порядки устанавливать!

– В чужом доме за хозяев себя считают, а ещё воруют!

Один из молодых людей, закованных в кандалы, не выдержал и принялся оправдываться:

– Да мы же вам говорили, это не мы украли! И в драку первыми не мы полезли! У нас ведь тоже есть пострадавшие…

Но старик оборвал его:

– Тихо!

Юноша задохнулся от негодования и замолчал.

Фэн Синь объяснил принцу:

– В прошлый раз ребёнок из Юнъаня стащил утку, сварил её и съел. А сегодня один человек недосчитался собаки и решил, что это снова вина приезжих… Он пошёл разбираться, слово за слово – и началась потасовка.

– Это из-за одной собаки раздули? – не поверил Се Лянь. – Стольких схватили?

– Да, – подтвердил Фэн Синь, – с обеих сторон копилось напряжение, вот и прорвалось. И те и те клянутся, что не они первыми начали… А как итог – массовые беспорядки.

Тут стражник, возглавлявший конвой, провозгласил:

– За подобные бесчинства полагается строгое наказание. Будете стоять на всеобщем обозрении в кандалах, чтоб в следующий раз неповадно было!

После этих слов солдаты отступили, а жители столицы стали кидаться в мужчин Юнъаня овощными очистками и тухлыми яйцами. Несколько арестантов постарше принялись отвешивать во все стороны поклоны и приговаривать:

– Простите, господа, простите! Пожалуйста, проявите милосердие!

Самому Се Ляню проблема виделась высосанной из пальца, однако он мог понять чувства людей. Он уточнил:

– Так что, это правда? Нашли ту собаку?

– Да кто ж теперь знает, – покачал головой Фэн Синь. – Мясо съели, косточки выбросили – и ищи-свищи. Но судя по тому, как они держатся, не похоже, что украли.

Стражники, конечно, предпочли принять сторону местных: доказательств нет, но, раз уж дошло до членовредительства, всю вину махом повесили на пришлых. К тому же столичные мужчины больше ценили развлечения, нежели драки, и в этом плане сильно уступали чужакам. Похоже, в этот раз им серьёзно досталось, и, почувствовав себя уязвлёнными, люди возжелали мести.

Принц покачал головой, скользнул взглядом по толпе и вдруг увидел знакомую фигуру: среди других мужчин, понуро опустив взгляд, стоял Лан Ин – тот самый несчастный, что закопал в лесу покойного сына!

Се Лянь оцепенел от неожиданности. Кто-то рядом проворчал:

– Такое чувство, что последние месяцы народу из Юнъаня всё больше и больше. Да наглые такие, уже и драться начали.

– Уж не заявятся ли они сюда все сразу?

Какой-то господин, с виду похожий на торговца, яро замахал руками:

– Государь этого не допустит! На днях чужаки из Юнъаня обнесли мой дом! Что начнётся, если они все к нам переедут?!

И тут Лан Ин, который до этого стоял повесив голову под градом овощных очисток, поднял на него глаза и спросил:

– Ты видел?

Мужчина не ожидал, что кто-то станет ему отвечать, и переспросил в недоумении:

– Что?

– Ты своими глазами видел, что вещи украли люди из Юнъаня?

Торговец замешкался.

– Сам я не видел… Но ведь раньше всё нормально было, а после вашего приезда меня обокрали! Не может это быть простым совпадением!

– Вот оно что, – кивнул Лан Ин. – Раньше воровали ваши, а теперь – обязательно наши…

Едва он договорил, в щёку ему впечаталась гнилая хурма и оставила большое красное пятно возле рта. Торговец разразился хохотом, а Лан Ин с безразличным видом замолчал и больше ничего не говорил.

Прилюдное наказание длилось до вечера. Несколько раз Се Ляню даже пришлось вмешаться: когда из толпы швыряли острые камни, он незаметно отводил их в сторону, чтобы не попали никому в голову. Постепенно зеваки стали расходиться; стражники решили, что достаточно, и наконец сняли кандалы, предупредив, что ещё раз подобное повторится – и кара будет куда более суровой. Те из мужчин, что были в летах, усердно гнули спины, кивали и улыбались, рассыпаясь в извинениях, а Лан Ин с отрешённым видом в одиночестве пошёл прочь как ни в чём не бывало. Се Лянь проследил за ним, подгадал время и выскочил из-за дерева, преградив дорогу.

Во взгляде парня вспыхнул страх. Испуганный таким внезапным появлением, он едва не вцепился принцу в горло, но в следующее мгновение разглядел, кто перед ним, успокоился и бросил только:

– А, это ты.

Се Лянь принял тот же облик даоса в белом, что и тогда, на горе Тайцаншань. Реакция Лан Ина его несколько обескуражила, и он подумал: «Ого, такой себя в обиду не даст». А вслух сказал:

– Я же подарил тебе алую бусину. Почему ты не вернулся с ней в Юнъань?

– Мой сын здесь. Поэтому и я здесь. – Помолчав, Лан Ин достал из-за пояса бусину и спросил: – Хочешь забрать её? Так держи.

На руке, которую он протянул, отпечатался след кандалов. Се Лянь поспешил отказаться:

– Не надо. Лучше возвращайся. Сегодня в Ланэрвань был дождь. – Он указал на небо: – И завтра будет. Я обещаю!

Но Лан Ин только покачал головой:

– Уже неважно, есть там дождь или нет, – я не вернусь.

Се Лянь с