завода еще одним пунктом в «Правила внутреннего распорядка» вписала: «За бой стеклянной посуды и порчу аппаратов по небрежности – штраф от двадцати пяти копеек до рубля. За непослушание – штраф от двадцати пяти копеек до рубля».

Вернемся к железному сурику. Его перемалывали до состояния муки и готовили из него краску. Делали это мастер с двумя рабочими. Рецептуру и технологию приготовления краски знал только мастер. Директор и его помощник в эти секреты посвящены не были. В день производилось до двух десятков бочек сурика. Красили им не только крыши, окна и двери, но и товарные вагоны. Производство было исключительно прибыльным. Правда, краска, когда ее размалывали до состояния муки, проникала в поры кожи так, что ее трудно было отмыть. Особенно если всего раз в неделю ходить в баню, которая была открыта для мужчин только по субботам и по пятницам для женщин, хотя и должна была работать каждый день, как это и полагалось даже тогда на химических предприятиях. Напарится рабочий в бане, сядет после нее пить чай, выпьет стаканов пять или шесть, утрет лицо полотенцем, а оно все красное от выступившего из пор сурика. Только представьте себе на мгновение, что вы рабочий с тонкой нервной организацией…

Если в дополнение к этому рассказать о том, в каких условиях производились азотная и соляная кислоты, ядовитейший свинцовый сахар, хлорное олово или нашатырный спирт, то становится совершенно непонятным, как завод обходился без забастовок, бунтов, разрушения сернокислотных печей и покушений на жизнь хозяина.

Кстати, об азоте, о котором врачебный инспектор писал, что его и без того много в воздухе. Дело в том, что при производстве серной и азотной кислот выделяется не азот, а его окислы, которые по тем последствиям, которые они оказывают на организм, отличаются от азота примерно так, как отличается канал от канализации. По воспоминаниям Павла Митрофановича Лукьянова, работавшего в начале прошлого века на Волжском химическом заводе, мастера, управлявшегося с установкой для получения азотной кислоты, сослуживцы звали «зеленый дед», но было у него не зеленое, а золотисто-желтое лицо, оттого что каждый день находился он в атмосфере окислов азота. И ведь ему еще приходилось разливать полученную кислоту в бутыли…

Хвосты комет

Оставим на время Волжский химический завод с его сернокислотными и свинцово-сахарными мерзостями и перенесемся на полтора километра к северо-востоку, в поселок Бредихино. Теперь он находится практически в черте Заволжска, а в середине девятнадцатого века, когда никакого Заволжска и в помине не было… поселка Бредихино тоже не было, а была усадьба с не очень веселым названием Погост. Каменный усадебный дом с колоннами, выходивший окнами на тракт Кинешма – Галич, построил предводитель Кинешемского дворянства, участник Бородинского сражения отставной штаб-ротмистр Дмитрий Николаевич Бологовский. Дмитрий Николаевич был послан к Кутузову с сообщением о том, что Наполеон покидает Москву. Мало того, он был выведен Толстым в романе «Война и мир», правда под фамилией Болховитинов125. Сын Бологовского Иван Дмитриевич тоже был кинешемским уездным предводителем дворянства, а заодно и председателем уездной земской управы, но не этим он запомнился современникам, а тем, что любил приврать. Так любил, что друзья и знакомые называли его «русским Мюнхгаузеном». Как и отец его, Иван Дмитриевич остался в русской литературе навсегда. Правда, не в романе, а в очерке, и не Толстого, а Писемского. Очерк называется… «Русские лгуны». К счастью, не под своей фамилией. Мы здесь, однако, рассказываем об Иване Дмитриевиче вовсе не по этой причине, а потому что одна из его сестер – Анна Дмитриевна – вышла замуж за выдающегося русского астронома Федора Александровича Бредихина.

Бредихин был в разные годы и почетным профессором Московского университета, и директором университетской лаборатории, и деканом физико-математического факультета, и директором Пулковской обсерватории, и председателем Русского астрономического общества, и, что самое главное, одним из самых больших знатоков поведения и внутреннего устройства комет. Он одним из первых начал изучение спектрального состава голов комет, с тем чтобы доподлинно знать, что они себе думают, когда бесконечно летят в бесконечном межзвездном пространстве, и почему не сходят с ума от бесконечного одиночества. Кроме того, Федор Александрович создал классификацию кометных хвостов, которая и по сей день не потеряла своего значения. Длина кометного хвоста, его пушистость, окраска, радиус – все эти величины высчитываются из дифференциальных уравнений второго порядка, непременными членами которых являются константы Бредихина. И наконец, уравнением Бредихина описывается процесс распрямления кометного хвоста под действием солнечного ветра от состояния «бублик» до состояния «труба». Магистерская диссертация Федора Александровича так и называлась «О хвостах комет», а докторская – «Возмущения комет, не зависящие от планетных притяжений». За год до смерти в девятьсот четвертом году он выпустил целую книгу о жизни комет – «Этюды о происхождении космических метеоров и образовании их потоков».

В те далекие времена астроному не требовались для исследований огромные обсерватории с оптическими и радиотелескопами, множество приборов с постоянно мигающими светодиодами, вычислительные центры и компьютерные программы, в коде которых нужно постоянно выискивать закравшиеся туда ошибки. Достаточно было телескопа, который можно было привезти с собой в багаже из Москвы в усадьбу и там ночи напролет смотреть на то, как у комет… Кстати, крестьяне на вопрос, чем занимается Бредихин, часто отвечали с ухмылкой: «Барин кометам хвосты крутит». Бредихин, конечно, не был никаким барином, поскольку стал жить в усадьбе уже после отмены крепостного права, тем более что усадьба принадлежала его супруге, да и вообще Федор Александрович был человеком либеральных взглядов, но крестьяне… и особенно крестьянки. И вовсе не то, что вы подумали. Бывало, как приедут Бредихины на лето в усадьбу, а приезжали они в начале мая и жили в ней почти до октября, так Федор Александрович в тот же день на лошади отправляется к ключику у деревни Жилино126 испить воды. Навстречу ему выходили нарядно одетые крестьянки и выносили на подносе кружку воды. Бредихин пил ее и умывался, а на поднос клал деньги для крестьянок и конфеты с пряниками для крестьянских детей. Ну и как, спрашивается, было мужикам и бабам его называть?

Как раз через год после основания Философовым Волжского химического завода Федор Александрович привез в Погост четырехдюймовый телескоп системы Мерца, установил его в специально устроенной будке и ночи напролет просиживал за ним, наблюдая за звездами, планетами, туманностями и кометами. Бредихин изучал поверхности Марса и Юпитера, полагая, что Большое Красное Пятно – не что иное, как гигантский кусок шлака и вокруг него через каких-нибудь