Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все восстановили, но реторты, которые прогорали через каждые полтора месяца, и частые ремонты сделали производство убыточным. Завод при этом был не то чтобы маленьким, но микроскопическим даже по тогдашним меркам – работало на нем шесть человек в две смены.
В тысяча девятьсот пятом Русское техническое общество и Товарищество братьев Нобель удостоили инженера Никифорова премии имени Людвига Нобеля «за способ получения из русской нефти бензола и его гомологов», а через год… завод снова остановили, а еще через год… махнули рукой и стали закупать бензол в Германии, чтобы на его основе получать анилин и анилиновые красители127. В этом же году правительство установило таможенные пошлины на импортный анилин до четырех рублей за пуд, и производство русского анилина зашагало вперед семимильными шагами. В основном, правда, производили анилин на химических заводах в Петербурге и Риге, а в центральной России конкурировать с ними мог только Кинешемский. Я бы назвал этот завод Заволжским, но Заволжска все еще не было, а были лишь деревни и села на его месте.
Конечно, на фоне Волжского химического завода и завода Товарищества Русского бензоло-анилинового завода бумагопрядильная и бумаготкацкая фабрики товарищества Никольско-Богоявленской мануфактуры купцов Морокина и Тихомирова смотрятся не очень, но они были в тех местах самыми крупными, самыми старыми предприятиями и начали работать еще до всяких химических заводов. Про ткацкие фабрики что рассказывать – бязь, полубязь, миткаль, пряжи на триста тысяч рублей в год, четыреста рабочих, опнеры для трепания, чесальные машины, банкаброши, мюльные машины, веретена жужжат как озверевшие пчелы, когда к ним в дупло лезет медведь, бабы ткут, проворно завязывают узелки на порванных нитях, мужики ходят серьезные, с гаечными ключами и масленками, хлопают зазевавшихся баб по крутым задам, получают от баб затрещины…
Короче говоря, фабрики как фабрики, а вот про Ивана Григорьевича Тихомирова стоит рассказать отдельно. Он, конечно, был текстильный фабрикант, имел несколько каменных домов в Кинешме, скупил семнадцать помещичьих имений, но более всего любил покупать и продавать лес. Оденется победнее, сядет в коляску и айда к местным старушкам-помещицам на корню строевой лес скупать. И в коляске этой не кредитные билеты он везет, чтобы расплачиваться, не царские червонцы, не чеки Верхневолжского купеческого банка, а… конфеты. Пудами он их кинешемским Коробочкам возил. Чичиков, хоть и за копейки, но все же покупал мертвые души, а Тихомиров живой лес выменивал на конфеты! Сосновый – на шоколадные конфеты московской фабрики «Эйнем», дубовый – на шоколадных зайцев Товарищества Абрикосовых и сыновей, а какой-нибудь бросовый осиновый и вовсе за монпансье «Ландрин». Ну насчет шоколадных зайцев я, если честно, призагнул, но вот за бутылку или две водки Тихомиров мог договориться с каким-нибудь лесником, чтобы рубить тот лес, за который не заплачено даже конфетами.
О фабриках Тихомирова еще речь впереди, а пока вернемся к заводу Философова128. Отставной поручик жил широко. Видимо, в его поручиковой голове кроме серной кислоты все же квартировали карты, лошади, кокотки и шампанское. Пришлось ему сначала заложить завод, а потом, в тысяча девятьсот седьмом году, и продать. Купил его крестьянин из Ярославской губернии Алексей Иванович Бурнаев-Курочкин. Конечно, это был не просто крестьянин, а богатый крестьянин, и не просто богатый, а уже купивший один химический завод в Романове-Борисоглебске, на котором производились серная кислота, железный сурик и другие краски. Сам Алексей Иванович в сернокислотные дела не вмешивался – на то у него были два сына. Старший Николай отвечал за коммерческую часть предприятия, а младший Геннадий – за техническую. Крестьянский сын Геннадий Бурнаев-Курочкин выучил французский и прослушал в Сорбонне курс химии и химической технологии.
Бурнаевы-Курочкины
И все же купить дорогой завод Философова Бурнаевым-Курочкиным удалось только в результате сложной финансовой… не аферы, нет, но… махинации. Денег у Бурнаевых-Курочкиных на покупку завода не было – или были, но мало. Тут как раз, на их счастье, Главное артиллерийское управление объявило торги на поставку купоросного масла, без которого, как и без бензола, взрывчатых веществ не сделать. По условиям торгов побеждал тот, кто давал наименьшую цену за пуд купоросного масла. Владельцы заводов писали свои цены на бумажках, бумажки заклеивали в конверты и эти конверты отправляли в военное министерство. Как только Николай узнал о торгах – так тотчас велел Геннадию всю производимую серную кислоту не продавать, а придержать на складе, а сам взял ручку, умакнул ее в чернила, написал на бумажке цену за пуд и отправил куда следует. Бурнаевым-Курочкиным повезло – их цена за пуд оказалась на две копейки ниже, чем у остальных участников торгов. Победив на торгах, сернокислотные бароны получили большой заказ от военных, быстро продали им все то, что накопили на собственном складе и даже скупили у конкурентов, а на вырученные деньги еще быстрее приобрели завод у Государственного земельного банка, в который Философов уже успел его заложить. Завод вместе с землей, на которой он стоял, вместе со всеми постройками, аппаратами, машинами, приспособлениями, вместе с забором, которым он был обнесен, обошелся новым хозяевам почти в девяносто тысяч рублей.
Через год после покупки завода новые хозяева пригласили директором выпускника Московского высшего технического училища С. Д. Шеина. Тот предложил вместо дорогой серы в качестве сырья для производства серной кислоты использовать более дешевый колчедан и заменил наконец опасные стеклянные реторты