Бесма тихонько рассмеялась. Ну и прекрасно!Она и сама давно уже помышляла о том, чтобы избавиться от него, и вот теперьпредставится отличная возможность. В ссылке у нее, разумеется, будет свойдворец, большой штат прислуги и личные евнухи. Причем она сама будет подбиратьсебе преданных рабов и отсеет шпионов презренного ага кизляра Хаджи-бея. Бесмазнала, что одержала победу, к которой начала готовиться в тот самый день, когдаповитуха показала ей новорожденного Ахмеда. Теперь он станет султаном, а Селимабольше не нужно опасаться. Вся его семья погибла, и он фактически уже конченыйчеловек. Баязет тоже не вечен, и скоро Ахмед поднимется на его трон. И первымже своим указом подпишет Селиму смертный приговор.

Двери в покои султана открылись перед ней, иона вошла.

— Не могу понять, мой милый господин, чемя заслужила подобное обращение? — спокойно начала она. — Почти троесуток мне запрещали покидать покои. Не пускали даже в личный сад. Моих рабовтоже превратили в пленников. За что все это, объясни.

Баязет медленно повернулся к ней лицом.

— Твой план провалился, — сказал оннегромко. — С семьей Селима все в порядке.

Бесма смертельно побледнела, но тут же взяласебя в руки и спросила с деланным удивлением:

— А разве с ними что-то должно былослучиться?

— Не притворяйся, дочь иблиса[7]! —рыкнул султан. — Мне известно, что ты задумывала против них! Головорезы,которых ты подослала к ним, не умели держать язык за зубами.

— Кто смеет обвинять меня?

— Убийца! — прошипел султан, необратив внимания на ее вопрос. — Я слишком долго терпел твои гнусныевыходки и зло, потому что ты была матерью моего наследника. Но он больше ненаследник. Вчера ночью твой драгоценный сын тайно сбежал из дворца. Считай, онуже мертвец. А к вечернему намазу я официально объявлю своим новым наследникомСелима.

— Ты этого не сделаешь! — взвизгнулаБесма, теряя над собой контроль. — Мой сын — наследник! Мой!

— Так, по-твоему, я этого не сделаю? Впоследние годы ты часто позволяла себе забывать о том, что пока еще я здесьсултан!

— Даже если ты лишишь трона моего сына,есть еще сын Сафийе Коркут. По закону он должен следовать за Ахмедом. Как же сним?

Баязет побагровел и грозно навис над нею:

— Ты еще смеешь учить меня нашим законам,гадкая тварь?! Или уже забыла, что два года назад Коркут официально отказалсяот претензий на султанский трон? Он никогда не хотел быть во главе государстваи к тому же чувствовал, хорошо зная тебя, что только этим спасет себе жизнь!Ему достаточно поста правителя Македонии, и он уже дал понять, что одобрит мойвыбор.

— Ты не можешь отнять трон у моегосына! — вновь вскрикнула Бесма. — Я столько трудов положила на то,чтобы он однажды стал султаном!

— Это верно. Сначала отравила моегопервого сына Мустафу и разбила сердце женщине, которую я любил больше всех вжизни, но я закрыл на это глаза. А теперь задумала вырезать тринадцать невинныхдетей, четырех красавиц жен Селима и свыше двухсот его верных рабов! И все этотолько для того, чтобы посадить на трон своего сына?! Как я жалею о том, что неказнил тебя до сих пор!

Вены на висках султана вздулись словно толстыеверевки, лицо побагровело.

— Но не казнил ведь! — ответилаБесма. — Тем самым ты мысленно одобрил мои действия и повинен в них неменьше меня!

— Нет, я не сойду в могилу, пока неисправлю собственную ошибку! — вскричал султан, набрасываясь на кадину.

Его крепкие руки сомкнулись на ее горле исдавили его с огромной силой. Бесма испустила сдавленный возглас и попыталасьотодрать его руки от горла, но внезапность была на стороне Баязета — Бесмаопоздала. Султан сжал сильнее, и кадина стала заваливаться на пол. Лицо еемгновенно потемнело, потом стало малиново-синим, глаза вылезли из орбит.

Через две минуты все было кончено, и онаобмякла в его руках. Занавеска в углу комнаты раздвинулась, и из-за нее выбежалХаджи-бей. Приблизившись к султану, он мягко расцепил его руки, и Бесма кулемсвалилась на пол. Из ее горла вылетел слабый хрип. Евнух склонился над ней,пытаясь нащупать пульс. Его не было.

— Она мертва, мой повелитель, —сказал он. Султан на мгновение остановился взглядом на трупе, но вдругсхватился руками за грудь и вскрикнул от боли. Хаджи-бей позвал стражу:

— Быстро за лекарем!

— Стойте! — прохрипел Баязет. —Селима назначаю наследником… Селима…

— Вы слышали? — обратился к ним ага.Стражники утвердительно кивнули. На них лица не было от потрясения. —Тогда ты, — он ткнул пальцем в одного из них, — бегом за лекарем. Аты позови сюда моего Талата. И чтоб никому ми слова о том, что видели ислышали, иначе не сносить вам головы. Ступайте!

Стражники стремглав бросились из комнаты, асултан, испустив еще один сдавленный вопль, схватился теперь уже за голову,Хаджи-бей помог ему добраться до дивана, уложил, а потом вернулся к мертвойБесме и накрыл ее тело ковром.

На пороге показался Талат и один изохранников.

— Не допускай сюда никого, кроме лекаря, —приказал Хаджи-бей стражнику.

— Хозяин… — прошептал Талат. — Чтотут произошло?

— Султан убил Бесму, а потом у негоначался припадок. Пошли нарочного к принцу Селиму с просьбой немедленно прибытьсюда. С семьей. Он должен быть здесь прежде, чем слух о состоянии султанадостигнет ушей Ахмеда. Наш господин в присутствии двух свидетелей объявил, чтоназначает новым наследником принца Селима.

— Мы победили, хозяин! После стольких летКиюзем-кадина отмщена! Ах, как бы я хотел, чтобы она дожила до этого дня!

— Замолчи, болван! Баязет все еще нашгосподин, и только Аллах может забрать его к себе. К тому же пока принц Ахмеджив, всем нам угрожает смертельная опасность. Ступай, снаряди в Крым самогоскорого гонца. Торопись, но старайся не привлекать лишнего внимания.

Талат вышел, столкнувшись в дверях с прибывшимлекарем султана. Приблизившись к своему венценосному пациенту, тот произвелбыстрый, но тщательный осмотр.

— Он будет жить? — спросилХаджи-бей.

— Не могу пока сказать, — ответиллекарь. — У него схватило одновременно сердце и голову, и он парализованниже пояса. Не знаю, сможет ли он после этого приступа говорить. Я дам емуопиум, чтобы он заснул. — С этими словами лекарь сунул меж зубов султанапилюлю и влил ему в рот воду из янтарного кубка. Обернувшись к ага, он спросил: