стоило отвлечься, и мысленная мельница снова начинала перетирать труху из жизненного сора.

Какое право имеют посторонние люди вторгаться в их жизнь по доносам Надежды Максимовны? Поведение соседки казалось настолько низким и гадким, что её чистенький и благоухающий двор воспринимался в виде огромной навозной кучи, где копошился отвратительный червяк в розовом спортивном костюме. И угораздило же купить дом с таким соседством! Теперь понятно, почему Фриц Иванович держит дистанцию. Да и родным Надежды Максимовны несладко приходится.

Несмотря на отказ выйти замуж за Гришу, Мила продолжала исчезать по вечерам, а потом возвращалась заплаканная и отрешённая от мира. Сам Гриша вёл себя тише воды ниже травы, из чего Рита делала вывод, что его маскировка выше всяких похвал. Она жалела Милу, вынужденную тоже прятаться, и думала, что лично она не выдержала бы унизительного положения тайной связи.

Присев на крыльце, Рита аккуратно сложила бельё стопкой и решила позволить себе поспать ещё хотя бы полчасика. Каша на завтрак сварена с вечера, свежую булку привезла из посёлка Мила. Ах да, сегодня на обед приглашён Фриц Иванович. Рита улыбнулась. Специально для него был задуман суп с клёцками.

Она уловила движение в соседском доме и увидела, как Надежда Максимовна осторожно крадётся вдоль забора. Та остановилась, покрутила головой направо и налево, как делают при переходе улицы, а потом приникла к щели в заборе. Рита затаила дыхание. До настоящего времени, она и не предполагала, что доски в этом месте можно раздвинуть. Так вот как Гриша проникал к ним в гости! Прежде Рита думала, что он перелезает через забор.

Немного постояв в статичной позе, Надежда Максимовна повернулась боком. Рита не успела опомниться, как соседка оказалась под их окном. Из приоткрытого окна выбивалась голубая занавеска. Надежда Максимовна привстала на цыпочки и вытянула шею, чтобы разглядеть происходящее внутри дома.

«А ведь она могла бы быть симпатичной», — подумала Рита и поняла, что не воспринимает соседку как нормального человека, который умеет любить и которого любят. Она попробовала подыскать для неё оправдание, но ни на чём не могла остановиться. Душевная болезнь? Ненависть? Зависть? Злоба? Обида? Самой непонятной была та ненависть, какой воспылала к ней Надежда Максимовна.

Тем временем соседка, обследовав одно окно, где безмятежно спал Рома, перешла к другому. Рита молча наблюдала за ней. Лишь любопытство мешало ей положить конец этому странному шпионажу. Разоблачил шпионку Огурец, с заливистым лаем выскочивший на крыльцо.

Надежда Максимовна вздрогнула и развернулась, с ходу натолкнувшись на заинтересованный взгляд Риты.

— Вы что-то ищете?

В ответ Надежда Максимовна поджала губы. Было видно, что её застали врасплох, и замешательство на миг придало лицу беззащитное выражение нормального человека.

Но она быстро взяла себя в руки:

— Не ваше дело, — она указала пальцем на Огурца, — лучше уберите собаку. Вы что, не знаете, что их надо держать в намордниках?

— И не только собак, — не утерпела Рита, — некоторых людей тоже.

Даже издалека было видно, как щеки и шея Надежды Максимовны сделались розовыми, а из розовых — свекольными. Она попробовала ответить разящим взглядом, но опустила голову, и Рита поняла, что на сей раз победа осталась за ней.

Огурец лаял не переставая. Чтобы успокоить собаку, Рита положила руку ему на холку и слегка сжала ее. Извернувшись, тот лизнул ее пальцы горячим мокрым языком, и от собачьей ласки льдинки на сердце немного подтаяли.

* * *

Суп с клёцками удался на славу. Прежде, при жизни Виктора, Рита обожала готовить. Теперь она поняла, что увлечение носило скорее характер развлечения, потому что как только пришлось трудиться на двух работах, готовка свелась к простым и сытным блюдам без особых изысков. Но ради Фрица Ивановича она призвала на помощь всё своё мастерство, с учётом сельских условий жизни.

Картофельные клёцки Риту научила готовить старая чешка, когда они с Виктором ездили отдыхать в Карловы Вары. Пани Власта, так она представилась, прекрасно говорила по-русски с приятным чешским акцентом.

Каждый раз опуская в суп картофельные шарики, Рита вспоминала маленький секрет, выданный ей пани Властой: «Как только вода закипит, надо влить туда полстакана холодной воды, в которой размешана чайная ложка крахмала. Надо дождаться, когда вода снова закипит, и потом закладывать клёцки».

Стол для обеда вынесли на улицу, под берёзу. Галя накрыла его вязаной скатертью, найденной на чердаке, и поставила на середину букет ярко-синих люпинов. Рома расставил тарелки. Огурец улёгся под стол, видимо решив, что хозяева поступили разумно и устроили для него тенистый навес. Мила стеснялась Фрица Ивановича, поэтому от обеда отказалась, сославшись, что ей надо съездить в посёлок.

Постукивая тростью — в последние дни он с ней не расставался, Фриц Иванович пришёл ровно в четыре, как назначено. Чёрные тренировочные брюки были ему коротки, приоткрывая щиколотки, а вот длинная синяя футболка, наоборот, болталась колоколом. Если Фриц Иванович и был когда-то щёголем, то он явно это скрывал.

— Ну, что у нас на обед? — Он заинтересованно проследил, как Рита поставила рядом с ним эмалированную кастрюльку, знавшую лучшие времена.

— Сюрприз! — С видом шеф-повара Рита сняла крышку кастрюли, из которой потёк тонкий аромат бульона, приправленного травами и чесноком. — Моё коронное блюдо. Представьте, что когда я вышла замуж, то не умела готовить даже яичницу. Всё делала мама.

Она налила Фрицу Ивановичу полную тарелку золотистого бульона с морковными хлопьями и тугими желтоватыми шариками картофельных клёцок.

— Ура, клёцки! — обрадованно воскликнул Рома и украдкой выловил один шарик, чтобы скормить Огурцу.

Галя толкнула его локтем и прошипела:

— Возьми другой, этот я делала, видишь, у него посреди нет дырочки.

Фриц Иванович зачерпнул первую ложку, отхлебнул и зажмурился от блаженства:

— Рита, вам надо открывать свой ресторан!

Она довольно усмехнулась и в течение всего обеда старалась подкладывать Фрицу Ивановичу лучшие кусочки. Ей было приятно услужить хорошему человеку, чувствуя с его стороны такое же дружеское отношение. Странно представить, что есть люди, которым по душе конфронтация и открытая злоба.

— Фриц Иванович, те женщины из социальной службы… — Рита давно обдумала этот вопрос и всё же, задавая его, испытала неловкость, словно хотела подглядеть в замочную скважину. — Почему они вас испугались?

— Почему? — Фриц Иванович разломил ложкой последнюю клёцку. — Потому, что после института я работал директором поселковой школы, а родители большинства местных жителей — мои ученики.

Из скромности Фриц Иванович умолчал, что почти всю свою Государственную премию потратил на памятник солдатам, не вернувшимся в посёлок с войны. Среди почти сотни имён военных были и фамилии дедов социальных работниц, что приходили трепать Ритины