мы ваши сигналы! Небось к тем детям, что живут, как скотина в хлеву, или сидят в собачьих будках, вы не ходите. Нет! Вам приличные семьи подавай, где можно поиздеваться над родителями, свою власть показать.

Она спустилась вниз на одну ступеньку и нависла над макушкой женщины с пуком рыжих волос, причёсанных из рук вон плохо. Женщина испуганно заморгала, и Мила подобрела. Её вдруг посетила шальная мысль, что социаль-щица может снизить накал страстей от хорошей стрижки. Красота всегда располагает к доброте, а эта женщина явно в ней нуждается, причем срочно. Да и дамочка, что с бантом, тоже.

Мила метнула быстрый взгляд на вторую даму, которая сосредоточенно строчила в блокнот. Пожалуй, стоит попытаться наладить с ними отношения, чтобы потом объясниться в спокойной обстановке. Она выдавила из себя улыбку, заготовленную для капризных клиентов. По большей части к ним относились мальчики лет пяти и старушки, требующие сделать перманент на три уцелевшие волосины.

Раскрыв ладонь над головой с неопрятным пробором, Мила пошевелила пальцами с воображаемыми ножницами:

— Хотите, я вас подстригу?

Инстинктивно присев, рыжеволосая выставила сумку в виде щита. Её лицо побледнело от ужаса, рот то открывался, то закрывался:

— Маша! Сюда. Эта мать сумасшедшая!

— Я не сумасшедшая, я парикмахер, — почти прокричала Мила. — Послушайте, я не хочу ничего плохого.

— Маша, скорее! — Дама стукнула Милу сумкой по пальцам. От боли Мила сморщилась и сжала пальцы в кулак, чтобы подуть на костяшки, но дама приняла жест за подготовку к драке и на высокой ноте завизжала: — Помогите! Кто-нибудь!

Женщина с бантом метнулась на подмогу и постаралась вклиниться между Милой и рыжеволосой. Её полные щёки тряслись от гнева.

— Мамаша, прекратите! Мы сейчас полицию вызовем, мы не в таких переплётах бывали!

— Не трогайте Милу, она хорошая! — вопил Рома.

Ему вторила Галя:

— Не бейте Милу, вы не имеете права!

Шум и гам оборвал резкий стук входной двери, и на крыльце прозвучал удивлённый возглас Риты:

— Объясните, что у вас здесь происходит?

* * *

Бессонная ночь с Милиной истерикой заявила о себе ближе к обеду. Как Рита ни бодрилась, глаза стали слипаться в тяжёлой истоме, наполняющей голову монотонным гудением тысячи невидимых шмелей. Она поставила на плиту чугунок с гречкой, вывалила в суп с макаронами банку тушёнки, на минутку присела перевести дух и сама не заметила, как задремала на кушетке. Ей снилась какая-то странная, непонятная субстанция, наподобие паутины, из которой она никак не могла выбраться. Рыхлая масса противно липла к рукам и ногам, и когда удавалось скинуть на землю один клочок, оказывалось, что к одежде прилип следующий, гораздо больший по размеру.

«Я сплю. Мне надо проснуться», — подумала Рита, но не смогла поднять веки, потому что глаза были словно зашиты суровой ниткой. Она сделала ещё одну попытку, но сон не исчезал, продолжая опутывать пространство тягучим серым коконом. И тут она вспомнила про лесной родник из рассказа Фрица Ивановича.

Вода — вот что нужно, чтобы смыть грязь с души и тела! Завтра же пойдём искать родник!

От принятого решения тело стало послушным и лёгким, как пушинка. Издалека, словно бы сверху, она уловила переливистое журчание воды, которое становилось всё громче и громче, пока не переросло в звуки человеческих голосов. Люди на крыльце шумели и ссорились. Вскочив на ноги, Рита стукнулась об угол стола, отшвырнула стул и метнулась на улицу.

Две незнакомые женщины кричали на Милу, Мила кричала на них, а дети бегали вокруг и размахивали руками. Судя по всему, опасность им не угрожала. Когда все кричат, то отрезвить может только хладнокровие.

Она как можно спокойнее спросила:

— Объясните, что здесь происходит?

Стало тихо, и сквозь повисшую паузу она успела рассмотреть безумные глаза двух незнакомок и растрёпанную чёлку Милы. Под её взглядом девушка пожала плечами и указала на женщин:

— Я предложила их постричь. Бесплатно. А они не хотят.

Одна из женщин с рыжими волосами и в кофточке со стразами напоминала взволнованную курицу из разорённого курятника. Алая помада с её губ размазалась по подбородку. Прижав к животу сумку с огромной пряжкой, она воззрилась на Риту, как если бы та спустилась с небес на парашюте.

— Мы — работники районной социальной службы — пришли проверить сигнал, который к нам поступил, по поводу вот этой матери с пониженной социальной ответственностью, — приняв важный вид, произнесла женщина с бантом и указала на Милу.

— Какой матери? — уточнила Рита.

— Неработающей матери двух детей, оставленных без присмотра, — отчеканила рыжая, подступая к крыльцу. В промежутке между репликами она успела приободриться, хотя и поглядывала на Милу с явной опаской. — Нам поступила жалоба, что дети брошены, в доме пьянки…

— Пьянки? — трубным гласом взревела Мила, и Рита едва успела схватить её за футболку, чтоб та не бросилась в бой.

— Мила, прекрати скандал. Сейчас разберёмся. — Рита подумала, что со стороны их сцена напоминает театральную. Она сообщила: — Дамы, дело в том, что мать — это я. Не знаю, но догадываюсь, откуда поступила жалоба. Ваши сведения не соответствуют действительности.

Чтобы не сорваться на крик, она принудила себя говорить медленно, хотя внутри всё содрогалось от негодования.

— Как это не соответствуют? — Вперёд выступила женщина с бантом и потрясла блокнотом. — Я всё записала. Дети играют в грязи, под присмотром неизвестно кого, питаются корочкой хлеба. Девочка мне сама сказала.

Рита прижала к себе детей, за разговором она и не заметила, как они пробрались на крыльцо и облепили её с двух сторон. Понимая, что разговор о них, они выглядели испуганными зверьками.

— Неправда, вы обманываете, — перебила женщину с бантом Галя. — Я вам не говорила про корочку хлеба. — Она подняла голову и посмотрела на Риту: — Мам, я так не говорила. Я сказала про бутерброд с маслом и ответила, что мы сытые.

— Мама очень вкусно готовит, — встрял Рома. — Даже Фриц Иванович сказал, что как в ресторане.

— Фриц Иванович? — хором воскликнули женщины и переглянулись.

— Он самый! — Резко распахнув калитку, Фриц Иванович подошёл к собравшимся и посмотрел на социальных работниц.

Рите нечасто приходилось видеть такое: женщины, только что изображавшие большое начальство, вдруг увяли и потупились, как школьницы. Их руки непроизвольно стали приглаживать волосы и одергивать одежду.

Фриц Иванович ехидно сощурился:

— Значит, говорите — поступила жалоба? Интересно, от кого?

Не сговариваясь, все посмотрели в сторону соседского участка, где около забора Надежда Максимовна усиленно делала вид, что окучивает растения. Заметив внимание, она бросила тяпку и ушла в дом.

Из-под кустистых бровей Фриц Иванович зыркнул на женщин.

— Так, Жемарина и