Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рита, представляешь, он сказал, что хочет на мне жениться!
Она внезапно начала коротко всхлипывать, а потом прикрыла лицо руками и зарыдала, путая в розовой чёлке малиновые хлыстики иван-чая.
Отстранившись от Гали, Рита шагнула к Миле:
— Ну что же ты плачешь? Всё хорошо.
— Ничего хорошего. — Мила опустила руки и несколько секунд стояла, справляясь со слезами. — Я ему отказала.
— Как? Почему? Ты его любишь? — бестолково принялась расспрашивать Рита.
— Потому и отказала, что люблю. — Глубоко всхлипнув, Мила так резко откинула голову, что стукнулась затылком об стену. — Ты посмотри на меня. — Она выпрямилась. — Просто посмотри и скажи: разве на таких женятся? Он кто? Студент, скоро получит высшее образование. А я парикмахерша-самоучка. Я старше его на пять лет, я большая, неуклюжая. Глянь, какие у меня жирные пальцы. — Она помахала в воздухе растопыренными пальцами. — И обувь я ношу сорок первого размера. Я толстая…
— Вы не толстая, вы упитанная, — прорезался вдруг голос Гали. Она облизала губы и выпалила: — И в самом расцвете сил.
— Ты правда так думаешь? — Тыльной стороной ладони Мила стала вытирать слёзы, а потом криво улыбнулась.
Галя выразительно округлила глаза:
— Конечно правда. О такой жене только мечтать можно: вы и дрова колоть умеете, и печку топить, и крышу чинить, и лампочки менять, и тяжёлые вёдра таскать, и траву косить…
С каждым новым перечислением Мила вздрагивала, а потом пробормотала:
— Не женщина, а трактор. На тракторах не женятся.
Мила снова разрыдалась, да так громко, что разбудила Рому:
— Мама, что случилось? Кто-то умер?
Похолодев, Рита метнулась к его кровати, моля Бога, чтобы к Роме не вернулись его прежние страхи.
— Что ты, Ромочка, всё хорошо. Просто Мила немножко расстроилась.
— От чего?
Рома сел в кровати, позволяя Рите укутать его одеялом.
Она вздохнула:
— От любви.
Он насторожённо глянул в сторону затихающего плача. Из-за занавески на двери были видны Милины содрогающиеся плечи и её крупная спина, которую Галя гладила ладошкой.
— От любви — это плохо.
— От любви — это прекрасно, — возразила Рита. — Пока есть любовь, человек не умирает.
Рома шепнул ей на ухо:
— И папа?
Большеглазый и нахохленный, в этот момент сын был удивительно похож на отца, и Рита почувствовала, как в её груди поднялась тёплая волна благодарности к Виктору. В ней, как сахар в горячем чае, растворилась та горькая обида, что до этого времени рвала её душу в крючья. Она вспомнила часовню Ксении Блаженной, в чьих стенах обитала любовь: одинаково огромная и к Богу, и к человеку.
Маленькая женщина в рваном салопе, что бродила по Петербургу, всех любила и просила за всех — и правых, и виноватых.
Крепко прижавшись щекой к щеке Ромы, Рита медленно проговорила:
— И папа. Конечно и папа. Ведь мы его помним и любим.
В ту ночь они долго не ложились, переговариваясь, и перешёптываясь, одинаково сильные и беззащитные в своих радостях и печалях.
* * *
Утром обнаружилось, что небольшой прудик под берёзой окончательно высох, обнажив влажное дно со слоем зеленоватого налёта. Выпаривая остатки жидкости, солнце поднимало из ила струйки воздуха с запахом тины и гниения.
Рома отковырнул от коленки корочку засохшей грязи и снова опустил ноги в чавкающую жижу на дне прудика. Отлично возиться в жирном тёплом месиве, когда из-под пяток выскакивают пузыри.
Сегодня вечером будет баня, и поэтому мама разрешила пачкаться сколько душе угодно. Рома самозабвенно топтался на зыбком дне, а Гале больше понравилось опускать в грязь руку и ляпать на камне узоры из отпечатков. Каждое своё творение она тщательно фотографировала телефоном, стараясь, чтобы в ракурс попала собака, что в благости валялась в тени кверху пузом.
Время от времени Рома вытягивал губы трубочкой и подзывал к себе Огурца. Виляя хвостом, пёс подбегал, но в яму не лез, а посидев некоторое время на солнцепёке, снова медленно отступал в прохладные лопухи.
Мама спала, а Мила с отсутствующим видом сидела на крыльце и таращилась в сторону соседского дома. Там между кустов иногда мелькала фигура соседки. Никто сразу не обратил внимания на двух женщин, которые застыли около калитки.
Вид у женщин был недобрый и подозрительный. Одна из них, с рыжими волосами, была одета в синюю юбку и пёструю кофту с блёстками, а на голове у другой — пожилой и тощей — возвышался пышный чёрный бант.
Оглядев двор, та, что с бантом, остановила взгляд на Миле и коротко спросила:
— Вы мать?
Прежде чем ответить, Мила взяла с пола бутылку с водой и жадно отхлебнула пару глотков:
— Пока нет, а что?
После ночных слёз работа у неё шла наперекосяк и настроение держалось в районе нулевой отметки.
Женщины переглянулись. Рыжая достала из сумки блокнот, сверяя записи. Рома заметил, как её глаза сузились в щёлки.
— Я бы на вашем месте не шутила, потому что на вас поступил сигнал и мы, — она сделала глубокую паузу, после которой повысила голос, — из районной социальной службы.
— И что?
Милин ответ был проигнорирован, потому что женщина семенящими шагами переместилась к Роме с Галей, которые сейчас напоминали поросят, и долго молчала, жалостливо глядя на их грязные лица. За время игры Рома успел нарисовать себе на щеках полосы, а Галя испачкала кончик носа.
— Деточки, вы голодные? — обратилась к ним женщина с сюсюкающей интонацией Бабы-яги, собирающейся перекусить Иваном-царевичем.
От фальши в поведении женщины исходила какая-то неясная опасность.
Галя зачерпнула полную горсть грязи и звучно шлёпнула её на камень. Подсохнув, грязь станет похожей на пластилин, и можно будет слепить какую-нибудь зверюшку.
Ей не хотелось отвечать этим тёткам, но правила вежливости не позволяли промолчать или отвернуться. Она вытерла руки о лист лопуха.
— Сытые. — Галя взглянула в сторону дома, где на тарелке лежал недоеденный бутерброд с маслом и солью. — Мы недавно хлебушек ели.
— Понятно. — Женщина нахмурила лоб. — А где ваша мама работает?
— Она пока не работает, — встрял Рома, — потому что сейчас каникулы.
— Понятно, — растягивая слоги, повторила женщина и оглянулась на свою спутницу: — Маша, запиши, что мать тунеядствует, дети грязные, неухоженные и плохо питаются. Не забудь всё это сфотографировать. Пригодится, когда будем оформлять документы.
С брезгливым выражением рыжая обрисовала рукой круг двора, остановив жест на Миле:
— А вы, мамаша… — Она не успела окончить фразу, потому что Мила внезапно поднялась, заслонив собой дверной проём.
Её розовая чёлка упала на один глаз, и Мила воинственно сдула её вбок.
— Сигнал, говорите, получили? — Её голос зазвучал низко и угрожающе, как звук басовой струны. — Знаем