Дзено вернулся с победой 1 января 1380 года. Он привел с собой 14 крепких галер и был полон решимости после успешнейшего нападения на генуэзские торговые суда по всему Средиземноморью. Генуэзцы сосредоточили все силы у берегов своей противницы, и Дзено спокойно проплыл несколько раз от Генуи до Сицилии и обратно, сжигая по пути генуэзские корабли и грабя нейтральные суда. Затем он отправился на восток от Тенедоса и Константинополя, по пути набрав еще больше добычи и укрепив блокаду проливов со стороны Тенедоса. Забрав галеры, оснащенные на Крите, и другие, стоявшие на якоре вблизи Тенедоса, он продолжал свои опустошительные набеги до самого Бейрута. Дзено шел на Крит за припасами и подкреплением, когда получил приказ возвращаться в Венецию. Он уже награбил столько добычи, что он и капитаны его галер посылали грузы на Крит для продажи. Выручку, скопленную от таких действий, позже распределяли, и все члены команд под командованием Дзено получали свою долю. Такие правила ввели после беспорядков в заливе Кастро, когда стало ясно, что нужны четкие законы. Даже после того, как Карло Дзено сообщили, что он нужен в Венеции, он, как Фрэнсис Дрейк в таких же обстоятельствах, не смог удержаться от еще одного искушения. Первые корабли его эскадры вошли в бухту Родоса. Там стоял самый большой и богатый из всех генуэзских коггов, «Ричиньона», с грузом стоимостью в полмиллиона дукатов и командой в триста человек. Среди них были 160 купцов, людей именитых, за которых заплатили бы хороший выкуп. Когг ушел от трех первых галер, но затем подоспел Дзено во главе еще 10–12 галер, загнал когг в бухту и поджег его паруса. «Ричиньона» сдалась. Только с этого корабля каждый гребец Дзено получил по 20 дукатов, а каждый лучник – по 40. После такого подвига Дзено еще месяц пробыл на Крите, где чинил свои галеры и перегруппировал силы с тем, чтобы, прибыв в Венецию, сразу вступить в бой. Он не знал, какие силы ждут его на Адриатике.

Как только Дзено вернулся, его сразу же послали туда, откуда городу грозила наибольшая опасность. Там он получил еще одну из множества бесчисленных ран, отбив попытку генуэзцев освободить выход из лагуны в море. С помощью фортов, частоколов и затопленных барж венецианцы успешно поддерживали блокаду Кьоджи. Даже после возвращения Дзено венецианцы отказывались выходить в открытое море и дать бой генуэзской флотилии, пришедшей для освобождения Кьоджи. Они сохраняли позиции, разделявшие вражеские силы. Дзено поддержал Пизани и дожа в такой стратегии против нетерпеливых соотечественников, которые страдали от нехватки самого необходимого и требовали быстрых решительных действий. Мало-помалу венецианцы все больше захватывали контроль над своей лагуной и ведущими к ней путями, так что петля на шее генуэзцев в Кьодже затягивалась все туже. Вскоре у них подошли к концу запасы еды и пороха.

Порох в Четвертой Генуэзской войне, которую называют также «войной за Кьоджу», играл важную роль. Хотя им время от времени пользовались и раньше, в различных зажигательных смесях вроде «греческого огня», так искусно применяемого византийцами, и хотя на Западе пушки начали применяться с начала XIV века, война за Кьоджу стала первой, в которой пушками вооружали венецианские корабли. Орудия устанавливали на баках галер; их размещали и на небольших длинных судах, которые в основном использовались в сражениях в окрестностях Кьоджи. Конечно, они были полезны и для защиты от нападающих кораблей; как только венецианцы заняли Тенедос, они поставили там пушки для укрепления обороны. Независимо от того, велся огонь с суши или с моря, точность артиллерийских орудий была невелика. Опасаться следовало не столько каменных ядер, сколько металлических арбалетных стрел, которыми были неоднократно ранены и Пизани, и Дзено. Пушки же в основном применялись в качестве стенобитных орудий. Генуэзского командующего в Кьодже, Пьеро Дориа, убило, когда после очередного залпа на него упала башня.

Почти все сражения на отмелях вблизи Кьоджи велись несколькими сотнями профессиональных наемников, которые в XIV веке стали основой и вместе с тем проклятием всех армий. Карло Дзено удалось завоевать у них авторитет; он прекрасно понимал таких людей и воодушевлял их личной доблестью и отвагой. Он прекратил драку между английскими и итальянскими наемниками и в последнюю минуту помешал генуэзцам, у которых на исходе были запасы еды и пороха, купить припасы у главарей наемников. После провала этой попытки в июне 1380 года генуэзцы в Кьодже сдались.

После того как Венеция отразила удар в самое свое сердце и тем самым нанесла врагу серьезную рану, ей все же пришлось отчаянно сражаться ради восстановления владычества на Адриатике. Веттор Пизани погиб в бою вскоре после того, как его в конце концов сделали главным капитаном. Ставший его преемником Карло Дзено постепенно очистил Адриатику от врагов. На суше Венеция продолжала защищаться. Во время блокады Кьоджи Пьетро Корнаро, много лет назад поссорившийся с Пизани, служил послом в Милане. Он не жалел сил, стараясь заручиться помощью Висконти, талантливого миланского правителя. Маневры Висконти встревожили его западного соседа, графа Савойского, который созвал мирную конференцию в Турине. После победы при Кьодже Венеция считала, что имеет право диктовать условия, однако эти условия показали, насколько Венеция была истощена. Республика выжила чудом. По условиям Туринского мира 1381 года Венеция отдавала укрепления Тенедоса, соглашалась на то, что ни венецианцы, ни генуэзцы не будут торговать в Тане следующие два года, признавала особые права генуэзцев на Кипре, уступала Тревизо герцогу Австрийскому, чтобы город не достался Карраре, а за признание нерушимости своих прав на Северную Адриатику выплачивала ежегодную контрибуцию королю Венгрии, который, разумеется, сохранял за собой Далмацию. Судя по условиям Туринского мира, Четвертая Генуэзская война окончилась для Венеции поражением и была такой же незавершенной, как и три предыдущие войны с Генуей. Но последующие события доказали, что Венеция, сохранившая свой дух, свою структуру и главные колонии, на деле победила в долгом поединке с Генуей.

Перестройка началась немедленно в соответствии с обещаниями, сделанными в то время, когда опасность была наиболее острой. В сентябре 1381 года, через месяц после заключения мира, к семьям, имевшим право на наследственное членство в Большом совете, добавили еще тридцать семей. Среди избранных были те, кто внес наибольший вклад в победу. Учитывался также предыдущий статус отдельных граждан и членов их семей. Раффаино Карезини, например, выбрали благодаря его службе на посту великого канцлера. Добавление в Большой совет тридцати семей играло важную роль: они увеличивали количество, богатство, а следовательно, и власть представителей знати. Кроме того, новое расширение Большого совета служило знаком доброй воли со стороны аристократов, которые выразили готовность поделиться почестями и властью.

В то же время произошло перераспределение власти внутри самой родовой знати. До тех пор дожей выбирали из числа представителей так называемых «старых семей», или «лонги». Считалось, что они происходят от трибунов, управлявших лагуной до выборов первого дожа. Знакомые фамилии Дандоло, Микеле, Морозини, Контарини, Джустиниани, Дзено, Корнаро, Градениго и Фальер снова и снова появляются на высших государственных постах и в посольствах. Много их и среди дожей. Совершенно другой группировке – «новым семьям», давно отличившимся, но называемым «курти», – удалось в следующие 250 лет оттеснить представителей «старых семей» от всех высших постов. Начиная с выборов Антонио Веньера в 1382 году «курти» получили возможность выбирать дожа из своих рядов.