Финансовая структура в трех наших странах-примерах была совершенно другой, и в каждой стране структурные характеристики различались. Наиболее похожей на Японию оказалась Германия с ее мощными универсальными банками. Однако эти банки были уравновешены мощным и консервативным регулятором — Бундесбанком — и не являются прямым аналогом глубокой, ориентированной на экспансию политической внедренное™ Японской ассоциации банкиров (Дзэнгинкё). Поэтому немецкие банки никогда не сталкивались с проблемами чрезмерного расширения и моральной опасности, с которыми сталкивались их японские коллеги, отчасти потому, что они не были в такой степени вовлечены в государственный сектор. Отличительные немецкие механизмы внешнего аудита также помогли обеспечить строгий контроль.

Корея и Сингапур избежали угроз «королевства банкиров» и «потерянного десятилетия» по другим причинам, нежели Германия. Их банки время от времени способствовали чрезмерной экспансии, но были слишком слабы, чтобы помешать процессу рационализации после взрыва соответствующих «пузырей». Также этому способствовала международная ориентация их финансовой системы. Конечно, во время азиатского финансового кризиса они пережили травмирующую адаптацию. Однако этот критический момент рационализировал их кредитные портфели, заставил внести в корпоративное управление рыночные изменения и придал национальной финансовой системе глобальную ориентацию благодаря расширению иностранных инвестиций. В последние годы эти структурные изменения явно пошли на пользу реальной экономике Кореи и Сингапура.

Энергетика. Заслуживает внимания альтернативная энергетика, но она не может быть полной альтернативой ядерной энергии. По крайней мере для следующего поколения атомная энергия будет играть важную роль в рамках более конкурентоспособного режима энергоснабжения.

Один из наших примеров, Германия, резко отказалась после Фукусимы от ядерной энергетики, поклявшись закрыть все свои существующие атомные станции к 2022 году[379]. Впрочем, германская модель в энергетической сфере для Японии не реалистична, поскольку она может гибко полагаться на импорт электроэнергии из таких соседних стран, как Франция, в то время как Япония является изолированным островным государством.

Корея и Сингапур, испытывающие дефицит внутренних источников энергии и в значительной степени лишенные легкодоступных альтернатив, являются для Японии наилучшими образцами. Корея использует ядерную энергию и полагается для создания более безопасных и менее масштабных атомных станций на такие технические инновации, как пиропереработка. В той степени, в которой Япония продолжает использовать ядерную энергию после истечения срока эксплуатации существующих ядерных объектов, которые должны возобновить работу для поддержания японской экономической жизни, она может рассмотреть возможность использования технологий, чтобы сделать ядерную энергию более приемлемой, как это, похоже, делает Корея.

Что касается углеводородов, то и Корея, и Сингапур используют вариант, который Япония также может рассмотреть; это повышение внутренней энергетической безопасности за счет расширения переработки и сбыта. Ни Корея, ни Сингапур не имеют внутренних запасов углеводородов. Однако после нефтяного кризиса 1970-х годов обе страны резко расширили свои нефтеперерабатывающие отрасли и стали экспортерами таких продуктов переработки, как авиационное топливо, для новых активных импортеров, таких как Китай. В последнее время обе страны также динамично продвигают использование сжиженного природного газа (СПГ), пытаются дерегулировать импорт СПГ и начинают изучать возможность стать центрами торговли СПГ, поскольку спотовые рынки этого стратегического топлива начинают быстро расширяться[380].

Япония, как и все наши страны-примеры, поощряет развитие альтернатив как ядерной энергетике, так и углеводородам. Ее новая система тарифов на поставку электроэнергии в сеть, гарантирующая базовые цены на альтернативную энергию, является одним из мощных механизмов стимулирования этих альтернатив, хотя энергетические компании критикуют ее как неэффективную. Корея и Сингапур, однако, являются первопроходцами в отношении пилотных проектов (таких как ветряные, солнечные и приливные электростанции) научно-исследовательских центров, конкурсного финансирования проектов возобновляемых источников энергии и продвижения международных выставок «зеленой» энергии.

Сельское хозяйство. Коллективы могут быть полезны в содействии переходному периоду — они сыграли конструктивную роль в реструктуризации судостроительной промышленности в 1970-х годах. Но им нельзя давать право вето на изменения.

Сельское хозяйство — это сектор, в котором в Японии сильны круги компенсации, а японская политика носит ярко выраженный парохиальный характер. Поскольку японский рынок сельскохозяйственных товаров является одним из последних бастионов протекционизма в политической экономии, которая в других областях становится все более открытой, уступки по сельскому хозяйству имеют большое значение для торговых партнеров Японии как на двусторонних, так и на многосторонних переговорах. Политические трудности Японии в предоставлении таких уступок, обусловленные сильной позицией сельскохозяйственных кругов компенсации, стали основным камнем преткновения в ее неспособности заключить двусторонние соглашения о свободной торговле ни с одним из своих основных торговых партнеров, включая США, Евросоюз, Китай и Южную Корею. Эти неудачи существенно тормозят глобализацию Японии, несмотря на серьезные усилия в связи с сорвавшимся по иронии судьбы в 2015 году соглашением ТРР.

Каждая из наших трех стран сравнения проявила в вопросах либерализации сельского хозяйства большую гибкость, чем Япония, и, соответственно, им было легче заключать стратегические соглашения о свободной торговле с другими крупными странами. Корея, что особенно важно, имеет более слабые национальные сельскохозяйственные федерации, чем Япония, которые гораздо менее влиятельны политически и больше зависят от государственной поддержки. Корейская исполнительная власть, напротив, сильнее, чем в Японии, и активно обходит сельскохозяйственные НПО, которым не хватает широкой коалиционной поддержки японских сельскохозяйственных кругов компенсации, чтобы обеспечить недавние соглашения о свободной торговле с США, Евросоюзом и АСЕАН.

Контрасты с нашими тремя странами сравнения разительны. Германия, имеющая значительный сельскохозяйственный сектор, провела в рамках Евросоюза либерализацию, предоставляя в качестве компенсации крупные субсидии своим фермерам и фермерам своих партнеров. Сингапур — страна с открытой экономикой, не имеющая собственного сельского хозяйства, что помогло ей стать сильным глобализированным свободным трейдером. Корея наиболее похожа на Японию в политическом и экономическом плане. Она трижды (в 1992, 2002 и 2006 гг.) пересматривала свое законодательство о сельскохозяйственных землях в ответ на рекомендации ОЭСР о поощрении крупных фермерских хозяйств, которые могли бы получить выгоду от экономии на масштабе[381]. В Корее изменения были более существенными, чем ранние японские реформы, и они помогли поддержать амбициозные и в конечном итоге успешные инициативы страны по заключению соглашения о свободной торговле. Япония начала подражать этой модели[382].

Макрополитический профиль — решающий фактор для успешного проведения реформ.

Круги компенсации создают в японской внутренней политической экономике на субнациональном и особенно внутриотраслевом уровнях сильную предрасположенность к неизменности. Отдельным фирмам и даже отдельным политикам легче справиться с проблемами управления рисками неопределенности и конфликтами путем объединения рисков и выгод, чем иметь дело с мучительным процессом решения этих проблем путем индивидуального распределения. Таким образом, лица, принимающие решения, систематически недооценивают трансцендентные национальные соображения в пользу того, чтобы избегать неопределенности.

Национальное руководство потенциально могло бы преодолеть этот субнациональный уклон в