зубами о стакан, выпила почти всю воду, лишь под конец распознав мерзкий вкус дистиллята. Впрочем, сейчас я бы и кислоты хлебнула, не задумываясь. Пан Бальтазар допил остатки воды из моего стакана, поморщился, убрал чайник с плиты и поставил передо мной надколотую глиняную кружку, исходящую мятным ароматом. Отошел к подоконнику и, распахнув форточку, раскурил трубку.

— Рассказывайте, — коротко бросил он.

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Поездка по городу и качка в коляске не прошли даром. Присохшие к ранам бинты оторвались и покраснели от крови. Чувствовал я себя скверно. Казалось, что болит абсолютно всё. А из-за нехватки сил, энергия так и не восстановилась после вчерашней погони, тело била мелкая дрожь. Но самое худшее, что тень подозрения пала на моего лучшего друга, Габриэля Ремица. Этот удар пережить было труднее всего. И если бы я мог хоть немного шевелить ногами, непременно отправился бы в Школу Высших Искусств и спросил бы его, какого лешего он так замарался в этом деле?

Добравшись до дома, я кое-как поднялся в кухню и начал отмачивать бинты. Пронька бубнил, что теперь ему снова убираться и всё запачкано проклятущей чародейской кровью, но помогал. Я кривился, но менял повязки одну за другой. Терпению за последние годы я научился. Да и раны заживут, никуда не денутся — найти настоящих друзей намного сложнее.

Кое-как перебинтовавшись, я присел за стол и чуть не задремал, но снизу упрямо задолбили в дверь. Не иначе отряд обезумевших троллей брал мою берлогу штурмом.

— Ну, кто там ещё? — измученно простонал я.

— Опять та безумная панна, — проворчал домовой. — Я ей открывать не буду.

— Конечно, пусть полудохлый чародей тащится по ступеням.

Я с трудом поднялся из-за стола и, пошатываясь, затопал вниз. У моей нежданной гостьи, в отличие от меня, сил было хоть отбавляй, она так лупила в дверь, что мне начало казаться, будто она снесёт её с петель раньше, чем я спущусь.

— Какого мракобеса? — рыкнул я, открыв створку.

— Франц Врочек убит!

Три слова добили меня окончательно. Я ухватился за косяк, прижавшись плечом к стене. Почему в жизни всегда так? Пока беспокоишься об одном друге с другим происходит беда и ты уже никак не можешь помочь. Судьба что нарочно отвлекает, чтобы творить за спиной свои грязные делишки? В горле встал ком, а Алана уже вовсю ревела, бормоча что-то о том, что все мы виноваты и лупила меня кулаками. Едва прилаженные повязки снова сбились, а раны налились болевым жаром. Пришлось сгрести её в охапку и держать покрепче, чтобы не навредила нам обоим. А когда она успокоилась, тащить на кухню и отпаивать.

— Пронька, завари барышне мяты с мелиссой!

— Пронька то, Пронька сё…

Проклятущий домовой будто чувствовал охватившую меня беспомощность. Что может быть страшнее, чем потерять старого друга? Я даже не слушал его наглое ворчание. Оно казалось таким мелочным, незначительным и бессмысленным, что не стоило внимания. По сравнению со смертью всё остальное всегда кажется несущественным!

Я полез за чайником и чуть не опалился об вспыхнувшую конфорку.

— На кой куць мне такой домовой, хуже злобной мачехи.

Пришлось самому возиться с мятой, отмерять пропорции. Даже такие незначительные расчёты, как количество ложек сухой травы, отвлекали от неприятных мыслей. Я перемешал мяту с другими успокаивающими травами, а когда над чайником поднялся пар, долил кипятка.

Алана нервно глотала мой дистиллят, отбивая по стакану дробь зубами. Я забрал у неё свою «мёртвую воду» и подсунул кружку. Она вся тряслась, но ждать уже невыносимо, я должен знать какая тварь осмелилась поднять руку на безобидного старика. Стоило успокоить её, погладить по голове, прошептать успокаивающие слова, но у меня так всё зачерствело внутри, что выдавить из себя ничего не получилось. Я даже протянул руку, но отдёрнул её и, обругав себя последними словами, отошел к подоконнику. Дернул створку форточки и вытащил кисет с табаком.

— Рассказывайте! — бросил я, ненавидя себя за резкий тон.

Но она даже не заметила. Плотина прорвалась и на меня обрушился поток бессвязных предложений. Насколько мог, я направлял её рассказ в нужное русло, но узнал не так много. Кто-то пробрался в лавку, обошёл древесов, прошмыгнул мимо призрака и нанёс Врочеку единственный, но оказавшийся смертельным удар. Хотелось немедленно броситься в лавку, собрать все, что мог оставить убийца, приготовить припой, нырнуть в чужую память, опознать убийцу, найти и покарать.

Я выдохнул горький дым. Вряд ли я сейчас сложу даже простенькое заклятье, а если и смогу, то позорно рухну в обморок. Почему же всё так не вовремя? Не гоняйся я за проклятой смешливицей, сейчас бы уже во весь опор мчался в книжную лавку, но судьба-злодейка решила по-своему.

Алана уже выдохлась и рассказ превратился в бессвязное бормотание, а потом в глухое сопение.

От обнаглевшего домового помощи ждать не приходилось, поэтому я поднял её на руки и понёс в кабинет. Почему-то, казалось, что отнести в спальню будет неловко. Пристроив Алану на кушетку, я сел за письменный стол. Усталость всё еще мучила мое измотанное тело, но для сна места в нём не осталось. Старик успел спрятать трактат. Значит ли, что убийца приходил за ним или это совпадение? Я вспомнил доклад Марека: «К книжной лавке подъехала подозрительная карета с цветной заплаткой на задках кожаного салона, из которой вышел завкафедры алхимии Габриэль Ремиц». Они разговаривали с Врочеком на пороге, упоминали меня и Алану де Керси».

Неужели всё связано? Как же не хочется подозревать одного своего друга в убийстве другого. Если Габриэль замешан, мне навсегда придётся покинуть Кипеллен. Жить в этом городе после всего произошедшего, я уже не смогу.

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»

Я даже не заметила, как провалилась в липкий омут белесой сонной мути. Не сна, а дурной липкой дремы из которой не вырваться. Измотанный организм требовал передышки, пусть даже такой паршивой. Видения на грани полусна-полуяви безжалостно выворачивали мозг. Снилось, что я вычерпываю воду в таверне Румпеля. Но как бы ни старалась, вода все прибывала. Болели