с силой отшвырнуло в сторону и прокатило по залитому водой полу. Труба дернулась и застыла, снова обратившись в кусок водопровода. Тролль, пошатываясь, поднялся, зло зыркнув на горе-мага. Конрад надменно вскинул руку, намереваясь сотворить телепорт и сбежать, оставив нас наедине с последствиями своего головотяпства, но я толкнула его. Мыш, не удержавшись на ногах, полетел под стойку и окунулся в воду, а я наступила ему на спину, не давая подняться.

— Отпустите, — отплевываясь, вопил он, пытаясь вывернуться из-под моей ноги, но подоспевший Румпель хорошенько притопил мерзавца.

— Не торопись, дорогой, я тебе еще счет не выписал.

Тролль вздернул Мыша на ноги. Из разбитой губы по острому подбородку текла кровь. Чароплет уже не пытался колдовать, смирившись со своей участью.

Румпель водил свободной рукой по таверне и бормотал сквозь стиснутые губы:

— Дубовый стол — одна штука. Стулья — четыре штуки. Уборка, сбежавшие клиенты, неоплаченные ужины и выпивка… итого… пять левков.

— Сколько?

Даже известие о Сером Требунале так не напугало Конрада, как выставленный счёт.

— Могу добавить за моральный ущерб, — невозмутимо закончил тролль.

— У меня столько нет, — пролепетал Мыш.

— Тогда пиши расписку и заверяй словом мага, — встряла я.

Горе-маг сел за стойку и, получив клок бумаги с пером, что-то измученно зачеркал. Каждое написанное слово давалось ему с трудом, он всё сильнее сжимался и истончался. А когда поставил точку, застыл, не в силах вывести подпись.

— Ну! — заревел у него над ухом Румпель.

— Но трибунал ни о чём не узнает? — вжав голову в плечи, промычал Конрад.

— Ещё условия тут будешь ставить! — взвилась я.

— Стукачом никогда не был, — гордо бросил тролль, и Мыш тут же поставил свою магическую подпись.

Клочок бумаги засветился и погас. Мы переглянулись с Румпелем, он сграбастал расписку, отпустил неудачливого мага и отвесил ему напутственный подзатыльник.

— Катись отсюда!

Тот не заставил себя просить дважды, и пулей вылетел вон.

— Надо было заставить его ещё и воду убрать, — задумчиво произнесла я.

— К дидьку, пусть катится. Сами уберем. Тем более, в полу есть сток. Сейчас открою.

— А чего ты его закрытым держишь? — недоуменно вскинула брови я, отряхивая ноги.

Вода медленно, но верно просачивалась в обувь, а длинный подол успел намокнуть уже до половины.

— Да жаболаки из канализации лезут, ловить замаялся, — пожал плечами тролль и полез открывать сток.

Вода сошла за считанные минуты, а остатки мы в четыре руки вымокали тряпками. Я скептически оглядела мокрую юбку и, усевшись на стул у стойки, демонстративно вылила воду из ботильонов. Меня начинало ощутимо знобить.

— Раздевайся, — приказал тролль, исчезая в жилой половине таверны, — сушить тебя будем, — приглушено донеслось оттуда.

Румпель вернулся с шерстяным одеялом и сухими штанами, немедленно всучив все это мне.

— Эй, а ты?

— А что я? — не понял он, — я тоже сейчас переоденусь, из-за этого колдуна недоделанного вымок весь.

Пока тролль менял одежду, я избавилась от мокрых вещей и, натянув чужие штаны, закуталась в одеяло, зябко поджав голые ноги. Трясло меня все сильнее. Тут уже одним глинтвейном не отделаешься, как бы не заболеть. То-то Врочек обрадуется…

[1] Олений рог или дух оленьего рога — название аммиака в алхимии (из учебника по алхимии, принадлежащего Алане де Керси)

[2] Гардар, горное государство на востоке, славится своими бальзамировщиками, таксидермистами и некромантами

Глава 10 в которой всё становится ещё сложнее

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Усадьбу Ночвицких окружал всё тот же по-осеннему мрачный парк. Между голых деревьев, выгнув покатую спину, торчала проклятая конюшня. Эх, Казик, Казик! Я отвернулся от окошка крытой повозки. Мы вывернули на вечно запруженную экипажами и людьми Масельную площадь, и остановились у главных ворот.

— Магистр Бальтазар Вильк, — бросил я сторожам и нас без лишних вопросов пропустили внутрь.

Огромный дом семейства Ночвицких мог соперничать с усадьбой Мнишека размерами и богатством отделки.

Я поднялся по парадной лестнице и вошёл в приёмный зал. Меня встретил седой слуга в парчовой ливрее, поклонился и зычным голосом попросил:

— Соблаговолите следовать за мной, пан Вильк.

Коридоры, анфилады, переходы и ступени. Если бы он оставил меня на пару минут я бы непременно заблудился. Был не прав, дому Мнишека с этой громадиной не тягаться. Тут настоящий лабиринт с дорогущими коврами, гобеленами и золотой инкрустацией.

Мы наконец поднялись в небольшую спальню. У дверей нас перехватил лекарь и вежливо, но категорично потребовал:

— Не долго, пан магистр, мой подопечный еще недостаточно здоров, чтобы подвергаться длительным допросам.

— Что вы говорите? — хмыкнул я, и, оттеснив его в сторону, шагнул через порог.

Недолюбливаю лекарскую братию. Помощи на раст, а разговоров на сто левков.

Младший Ночвицкий сидел в кровати. И правда, ещё бледный и болезненный на вид, особенно на фоне белой-белой рубахи. Он встрепенулся, даже попытался подняться, но я покачал головой и выставил руку.

— Доброе утро, пан Ночвицкий. Лекарь сказал, что вы еще не поправились окончательно, так что не утруждайте себя лишними движениями. Я хорошо знаю, что такое раны, нанесенные нежитью и понимаю, как вы себя чувствуете.

— Как скажите, пан магистр. Моя жизнь всё еще принадлежит мне, благодаря вам. Поэтому я сделаю всё что угодно, чтобы возместить это.

— Не стоит, — улыбнувшись, ответил я. — Всего лишь ответьте, как вы познакомились с той дамой, с которой оказались в беседке.

Он заёрзал на кровати.

— Нелепая история, пан магистр. Отец пригласил на бал этого невыносимого Пшкевича.

— Какого именно? — для порядка уточнил я.

— Главу кафедры боевой магии в Школе Высших Искусств. Он может быть трижды мастер своего дела, но как человек чрезвычайно неприятен. Он очень грубо разговаривал со своей дамой, даже дернул её за руку. Я не смог вытерпеть. Отца не было на месте, и как хозяин дома, я обязан был вмешаться.

Мои подозрения начинали подкрепляться. Рекар с завидной регулярностью появлялся в том же месте, что и смешливица. А на тот трагичный бал привёл её сам?

— Я потребовал его извиниться перед панной, но он насмешливо бросил, что перед бархатными розами не кланяется и высокомерно удалился. Я попросил прощения