и качался. «Русский язык — очень, ну очень сложный, — говорил Иона, отжимаясь на кулаках. — В русском языке есть твердый знак, обозначающий тишину. И мягкий, обозначающий тишину и нежность». — «Ага, — цедил русский еврей Поллак. — А в словах “гребля”, “сабля” и “оглобля” чувствуется некая досада».

Откуда в Ионе эта русская тишина и нежность, не знал даже Иона. Видимо, от какой-то русской потенциальной невесты. У него их было пять или шесть, и он все время разговаривал с ними по мобильнику. Чтобы не путаться, Иона обращался к ним одинаково и трогательно: «Моя печень». Иона был добрый малый, и, наверное, все пять или шесть «печеней» его любили. А вот борзоватый Поллак издевался над ним и каждый раз, отправляясь в сортир, громко объявлял: пойду сделаю Кирьят-Ату. А еще Поллак научил Иону несуразной частушке, и тот пел ее по телефону каждой из своих «печеней»:

Рыбка плавает в томате,

Ей в томате хорошо,

Только я, едрена матерь,

Места в жизни не нашел.

«Печени» думали, что Иона так тоскует по ним, и в свою очередь тосковали.

Третьего из нашей палатки звали Ицхак, но мы его звали Ребе. Ребе был совершенно сумасшедшим, даже по сравнению со всеми нами. Он был из глубоко и безнадежно датишной семьи, проживающей в Меа Шаарим. Меа Шаарим — это такой затерянный мир посреди Иерусалима. Как у Конан Дойля. Или как Лифта. Только у Конан Дойля живут динозавры, в Лифте курят травку, а в Меа Шаарим живут динозавры и курят Тору. Непонятно совершенно, как выжили эти меашааримовские динозавры, но они выжили. Сами динозавры говорят, что они только потому и выжили, что верили в Бога. Наш Ребе тоже в тебя верил.

Но верил как-то не так, как его учили в иешиве. Вот за эту самую неправильную веру в тебя нашего Ицхака и выгнали из иешивы, где его учили, как правильно верить в тебя. Когда-то Барух Спиноза был изгнан раввинатом из иудейской общины Амстердама и предан анафеме. Херему, по-динозаврьему. «Да будет он проклят днем и проклят ночью, проклят, когда ложится и когда встает». Примерно то же сказали Дэйву Мастейну, когда его выгоняли из «Металлики» за пьянство. Ну или за то, что его рифф в Enter Sandman раввинат объявил некошерным. Охеренным, но некошерным.

Спиноза потом был признан одним из величайших мыслителей в истории, Мастейн после изгнания организовал Megadeth, а наш Ребе ушел от динозавров в армию. По мнению главных динозавров Меа Шаарим, без синагог и иешивы еврей умирает. Не физически, а духовно. Но эта духовная смерть страшнее физической. Поэтому они оплакали Ицхака. Но он не умер, он стал изгоем. Гопником ультрадоксального мира. Но верить в тебя не перестал.

Не знаю, зачем я это все рассказываю. Просто тогда мы сидели вчетвером и ждали, когда кончится дождь. А сейчас я — четвертый из той палатки — сижу и жду, когда кончится жизнь.

Я — абонент номера 8 925 170-73-10. Майк пел когда-то: все будет не так, как оно быть должно. Все будет именно так, другого не дано. Через три часа и шестнадцать минут меня убьют. Другого не дано. И все же как бы я хотел, чтобы ты была здесь. Это не мои слова. Я так не могу. Это снова Майк.

И еще: прослушайте это сообщение. А если вдруг услышите странный звук — все в порядке, просто у меня открылись старые раны.

В мире нет ничего, кроме дождя

Старые раны от дождя ноют сильнее. Мы долго допытывались у Ицхака, чем же он обидел динозавров Меа Шаарим, и он наконец рассказал — тихим голосом, стараясь попасть в паузы между каплями дождя. В Меа Шаарим нет ни телевизоров, ни интернета, ни радио. Ни медицины, ни полиции, ни цивилизации. Даже проституток нет. Только Тора. Ну и вера в Бога. В тебя то есть.

И наш Ребе был рожден, чтобы верить в тебя и учить Тору. Ну и еще чтобы детей рожать. Не самому рожать, а с помощью той, кого родители выберут. И наш Ицхак все так и делал — правда, детей пока не рожал, а ждал, когда родители выберут ему ту самую единственную, которая и будет рожать. Ему даже ее показали. Ну не саму, естественно, а фотку. Хотя могли и не показывать. И вообще, красота там ничего не значит. И некрасота — тоже. Ибо сказано: не гляди на красоту, гляди на семейство. И вообще, в Меа Шаарим распространены «мишкафей цниют» — специальные очки, ограничивающие поле зрения на два-три метра. Чтобы динозавры на мир не заглядывались.

Ицхак и не заглядывался. Ицхак верил в тебя. И Тору учил. Причем так хорошо, что ему стали доверять учить других. Ну что-то типа мелкого дилера Торы.

Обычно динозавры не выбираются никуда из Меа Шаарим. Чтобы не дай бог чего. А тут ему пришлось поехать в Тель-Авив. И наш Ребе попал в другой мир. А там женщины. С голыми коленками. И даже на каблуках. Ребе сделал все как учили: зажмурился и побежал. А когда разжмурился — нашел себя в «Третьем ухе», знаменитом магазине подержанных дисков, что на улице Шенкин в Тель-Авиве. Там они и встретились. Два инопланетянина. Еврей Ицхак и француз Кристиан Вандер. Ребе и Magma. Самая странная группа в мире. И одна из самых прекрасных. Ее даже группой нельзя называть, конечно, но просто надо же как-то называть это самое странное чудо. Ребе и без того был сумасшедшим, а тут французы, придумавшие Zeuhl и кобайский язык. Гениальные музыканты, сбежавшие от земного хаоса, вранья и подлости на придуманную ими планету — Кобайю. И Ребе, проживший всю жизнь на придуманной евреями планете Меа Шаарим в центре Иерусалима. Планете, где евреи тщетно пытались заслониться Торой от земного вранья, подлости и хаоса.

В Москве на Горбушке «Магму» продавали со словами «чумовое грузилово с бабами и клавишами». А тут Ребе, который даже Boney M никогда не слушал. Он проторчал там несколько часов, постигая кобайский язык. Ну и окончательно свихнулся. Полгода наш Ребе выбирался в магазин «Третье ухо» при первой возможности, моля Бога, чтобы его никто не увидел и чтобы диски «Магмы» никто не купил. Денег, чтобы купить диск самому, у него не было. В конце концов Мотти — продавец магазина — подарил Ребе Mekanik Destruktiw Kommandoh, альбом 73 года. На Пейсах. Мотти был опытным дилером и знал, что