говорил: «Вы хотите неправильно поступить, что ж, тогда и я с вами буду поступать неправильно».

В Счастливой деревне не хотели сдавать зерно, старина Вэй приезжал и так говорил.

В Счастливой деревне выжигали бурьян, каждый раз кого-нибудь за это арестовывали; когда никого не находили, чтобы посадить, старина Вэй тоже так говорил.

Люди Счастливой деревни не хотели рубить деревья, старина Вэй приезжал, уговаривал, и тоже это говорил.

На этот раз видно было, что старина Вэй сильно обиделся: «Я же говорил, чтобы не жгли бурьян, а вы жгли. Говорил Доржи, чтобы вёл себя хорошо, как полагается, а он не захотел, бежать вздумал; у меня теперь из-за этого большие неприятности, я больше не смогу вам помогать».

То, что он так говорил, вселяло в сердца людей Счастливой деревни сильное беспокойство. Там, наверху, всё время чего-то хотят, то одного, то другого; людям Счастливой деревни трудно за этим поспевать, а понять ещё труднее; старина Вэй был начальник отделения полиции, должность небольшая, но он был как бы мостом между Счастливой деревней и большим начальством…

Старина Вэй хорошо знал Счастливую деревню. Он очень быстро понял, что есть какой-то секрет. Он даже не выспрашивал, в конце концов эта сплетня сама дошла до его ушей. Человек, который ему всё передал, сказал: «Об этом ты ни в коем случае не говори другим людям, даже нашим из Счастливой деревни, Собо и его подчинённым этим, народному ополчению, мы тоже не хотим говорить…»

Старина Вэй был предан системе, он тут же об этом доложил.

Только поэтому и получилась такая картина.

Старина Вэй сказал Гэсан Вандую:

– Честный человек не делает тёмные дела, я, как только узнал обо всём, так сразу же доложил.

– Зачем?

– Сплетня дальше мудрого человека не идёт. Нельзя, чтобы слухи и дальше распространялись.

– Как правда может быть сплетней?

Старина Вэй засмеялся:

– Вот видишь, ты сам сознался!

– Ни в чём я не сознавался…

– Дорогой мой начальник большой бригады! Ты только что сказал, что это правда, разве это не признание? Мне и надо-то было от тебя услышать только одно это слово.

Сказав это, он втащил Гэсан Вандуя в палатку. Вокруг поникшего головой Цзянцунь Гунбу сидело несколько человек. Гэсан Вандуй топнул на него ногой:

– Ты мне всё испортил!

Собо рассмеялся ему в лицо холодным смехом.

Гэсан Вандуй сказал:

– Ну ладно. Это я его спрятал.

Начальство тут же дало указание:

– Немедленно всех оповестить! Новое направление для классовой борьбы: отдельные люди, пользуясь ситуацией, когда государственные леса несут колоссальный ущерб от пожара, ведут пропаганду феодальных суеверий и предрассудков, пытаясь навредить не имеющей прецедентов в истории пролетарской Великой культурной революции!

Старина Вэй завопил:

– Не надо! А противопожарная полоса?! Никак нельзя останавливать работы! Плохие люди уже выявлены, пусть ими занимаются органы диктатуры!

Начальство ехидно усмехнулось:

– Органы диктатуры? Ты, что ли, органы диктатуры? Это ты раньше здесь этим занимался? Так посмотри, до какой степени распоясались негодяи, проповедующие феодальные суеверия! Это прямой результат работы прошлых органов диктатуры, которые проводили в жизнь ревизионистскую линию Лю Шаоци! Какие тебе теперь органы диктатуры?!

Старина Вэй пытался спорить:

– В прошлом у меня были ошибки, но ведь теперь в органах все люди сменились…

Начальство хлопнуло ладонью об стол:

– Ты юлишь языком! Ты затаил в душе недовольство Великой культурной революцией!

Никогда раньше старина Вэй не терпел такого унижения перед людьми Счастливой деревни, он вытянул шею и пытался было спорить дальше, но Гэсан Вандуй тихонько потянул его за рукав. Хотя ему и не очень были понятны их громкие слова из документов, но он видел, что, похоже, старина Вэй был в этот раз всё-таки на стороне Счастливой деревни.

Лицо старины Вэя, в отличие от обычного, налилось кровью, он набросился на троицу из Счастливой деревни – Гэсан Вандуя и Собо с Цзянцунь Гунбу в придачу:

– За что мне всё это? За что? Вы тут все меня ненавидите, говорите, что я продал вас и вашу деревню, так посмотрите теперь, как руководство со мной обращается. Это всё из-за вас!

Совершенно не такое, как обычно, поведение старины Вэя несколько удивило присутствующих. Очень долго все смотрели на него, не говоря ни слова, никак не реагируя на его слова. Если бы ему стали возражать, спорить с ним, то его гнев и жалобы продолжились бы и даже нарастали. Но все только молча смотрели. Трое из Счастливой деревни были потрясены и напуганы, а те, кто, как старина Вэй, были кадровыми работниками, поглядывали на него с насмешливым выражением.

Такое безмолвие поставило старину Вэя в тупик, его лицо из красного сделалось чёрным, он обхватил голову руками и сел на землю. Было хорошо слышно, как он бормочет:

– Простите, я снова совершил ошибку…

Снова был звонкий удар по столу:

– Большой пожар идёт, тебе ещё в этой ошибке надо признаться!

– Я сочувствовал отсталым силам…

– Не сочувствовал! Ты идейно встал на кривой путь!

Старина Вэй снова вскинул голову, опять начал защищаться:

– Не настолько серьёзно! Мне просто не следовало сочувствовать этим людям! – Тут он стал тыкать рукой в сторону стоящих здесь людей Счастливой деревни, а глаза его метали искры настоящего гнева.

– Тогда сам скажи – надо бороться, надо проводить собрание?

– Надо! Надо!

Внезапно кто-то расхохотался. Все обернулись. Это был до сих пор сидевший, сжавшись в углу, и дрожавший лама Цзянцунь Гунбу. Потом он чётко и бегло выдал целую тираду по-тибетски. Договорив, он снова громко рассмеялся.

Начальство задало вопрос: не спятил ли этот человек?

Гэсан Вандуй ответил:

– Спятил.

Но Собо сказал:

– Нет, он не спятил.

– Тогда что это он говорит, словно по писаному? Опять прямо здесь ведёт неприкрытую пропаганду феодальных суеверий? Ты – переведи мне, что он сказал!

Собо сказал:

– Руководству не стоит верить его бредовым словам…

– Тебе сказано – переведи.

Тогда старина Вэй с таким видом, будто у него всё тело ломит от боли, поднял руку и сказал:

– Докладываю руководству, у меня на руках совершенно точный прогноз погоды: будет облачно, пойдёт дождь…

Руководство, однако, хотело слушать, как Собо переведёт слова бывшего монаха.

– Цзянцунь Гунбу, когда громко смеялся, сказал, что вы здесь спорите без конца о пустых несуществующих вещах, и это совершенно бесполезно… Доржи уже умер! Неважно, феодальные суеверия это или нет, и неважно, есть или нет результат от его колдовства, но он действительно старался ради сохранения леса Счастливой деревни, эти усилия осложнили его внутренние раны, и он умер… И вы против такого человека хотите бороться? Если вам надо, я сейчас же