выдавалась наружу, – внутри этого выступа размещалась ризница, и там, пожалуй, мог быть боковой вход.

Мы подошли ближе. Стена оказалась глухой, никакого входа там не было.

– Однако должен быть какой-то лёгкий путь в это склеп, – продолжала настаивать я. – Иначе как Мюриэл могла бы всё время входить и выходить из подвала?

Эбони посмотрела вверх, на луну, и неожиданно произнесла несколько слов на том странном, непонятном языке, на котором уже говорила раньше, когда «колдовала».

– А что это за язык? Настоящий? – спросила я. – Я думала, ты просто так какую-то тарабарщину несёшь.

– Нет, это настоящий язык. Гаэльский, – слегка смутилась Эбони. – На нём в старину разговаривали у нас в Шотландии, хотя теперь уже мало кто его помнит. Моя мама его знала и с детства говорила со мной по-гаэльски. Я до сих пор иногда даже думаю на нём. А подумала я сейчас вот о чём: а что, если вход в склеп находится не внутри церкви, а снаружи? Об этом и сказала по-гаэльски, прости.

– А что? Это мысль, – сразу загорелась Айви. – И знаете что? Ну-ка, идите за мной!

Она повела нас вокруг церкви, на кладбище. Когда мы дошли до небольшого, свободного от могил пятачка, Айви остановилась и сказала:

– Я точно помню, что именно на этом месте ты и «накладывала» своё «проклятие», Эбони. Точно здесь. Вот прямо перед этими дверями.

Перед дверями!

А ведь действительно здесь была двустворчатая деревянная дверь, утопленная в лежащий на земле и заросший травой каменный цоколь. На вид дверь была очень древней, почерневшей от снега и дождя.

Я взглянула на Айви и Эбони. Эбони слегка дрожала, только непонятно от чего – от холода или от страха перед стычкой с Мюриэл. Айви выглядела решительной и спокойной, что не могло меня не радовать.

Не говоря ни слова, мы с Айви склонились над дверью, потянули створку, и она неожиданно легко открылась. Изнутри потянуло печальным могильным запахом – затхлостью и сырой землёй.

Когда дверь открылась, в лунном свете я увидела за ней уходящие под землю каменные ступени. Они спиралью спускались в темноту, очевидно, в тот самый склеп в церковном подвале.

Я уже не раз говорила, что терпеть не могу темноту и замкнутые пространства, слишком уж много неприятных воспоминаний у меня было с ними связано. Но желание спасти Ариадну моментально пересилило страх, и я первой начала спускаться по каменным ступеням.

Я шла медленно, нащупывая дорогу ногой и держась рукой за влажную холодную стену – никаких перил здесь и в помине не было. Айви и Эбони спускались следом за мной, и я слышала за своей спиной их дыхание.

Вскоре я заметила идущий снизу тёплый свет и почувствовала знакомый запах горящего факела, напомнивший мне пещеру, в которой мы побывали во время школьной экскурсии прошлым летом.

А затем к свету и запаху горящего факела добавился звук – я начала слышать голоса и чей-то плач.

Спустившись до самого конца, мы остановились, чтобы оглядеться вокруг. Мы оказались в очень маленьком помещении, своего рода «предбаннике», освещённом играющими на сводчатом каменном потолке отблесками пламени от горящих факелов. Прямо перед нами была приоткрытая решётчатая кованая дверь, а за ней, в глубине самого склепа, виднелся пьедестал с лежащим на нём прямоугольным предметом, очень похожим на каменный гроб. Надо полагать, это была могила ещё одного давным-давно умершего владельца Руквуда.

А перед гробом, со связанными за спиной и прикреплёнными к железному кольцу на пьедестале руками, стояла и плакала Ариадна.

Мне хотелось броситься к ней, обнять, развязать, но между нами, прямо посередине склепа, стояла ведьма.

Я оттолкнула назад стоявших у меня за спиной Айви и Эбони и приложила палец к губам – дескать, давайте постоим немного, понаблюдаем и послушаем.

– Ну, вот видишь, Ариадна? – донёсся до нас голос Мюриэл. Её маска лежала на полу, не скрывая больше лицо. Рядом с маской лежал и чёрный парик. Всё остальное было на месте – и длинное чёрное платье, и даже остроконечная шляпа на голове Мюриэл. – За всё нужно платить. Ты испортила жизнь мне, теперь я погублю твою.

– Я н-не понимаю! – всхлипнула Ариадна. – Мне казалось, что мы с тобой теперь подруги.

– Ей казалось, – закатила глаза Мюриэл. – Ты что, совсем не слушаешь, что тебе говорят? Всё, что в моей жизни пошло не так, случилось по твоей вине, – холодно, равнодушно продолжила она. – Тебе за это придётся ответить. Так что ты сама во всём виновата.

По щекам Ариадны катились слёзы. Я сжала руку Айви, чувствуя затылком горячее дыхание Эбони.

– Но ты же издевалась надо мной! – отчаянно выкрикнула Ариадна и рванулась, натягивая верёвку, которой была привязана к пьедесталу. – Вот почему мне тогда пришлось рассказать учителям обо всём.

Но Мюриэл словно вошла в транс и продолжала говорить, не слушая Ариадну:

– Я никак не ожидала, что так получится, но сначала меня выставили из школы, а затем прогнали из родительского дома. Вот и ты ничего не должна была подозревать. Я уничтожала тебя потихоньку, понемногу, старалась заморочить тебе мозги, добиться, чтобы ты доверилась мне и стала совершать ошибку за ошибкой. А совершать эти ошибки я с удовольствием помогала тебе. Впрочем, если это тебя утешит, знай, что мне удалось одурачить не только тебя, но и многих других, включая эту дурочку школьную медсестру, которая всерьёз поверила, что у меня голова разбита. – Тут Мюриэл хохотнула, и от её смеха у меня холодок побежал по спине. – Я заставила тебя поверить, что мы с тобой подруги и опасаться ты должна только ведьму, а вовсе не меня.

– Но Эбони… – начала Ариадна.

– Эбони была нужна мне только для отвода глаз, – перебила её Мюриэл, и по её тону было понятно, что она улыбается.

Улыбается, потому что считает себя умнее всех. Я чувствовала, как во мне начинает закипать гнев.

– Этот приём она мне сама подсказала, – сказала Мюриэл и продолжила, подражая певучему шотландскому акценту Эбони: – «Это классический пример отвода глаз. Ты отвлекаешь внимание людей, заставляешь их смотреть туда, куда нужно тебе, а сама в это время прячешь карты на виду у всех».

У меня не было сил смотреть на Эбони, она прижалась к стене, только сейчас, наверное, начав по-настоящему понимать, в какую гадость она вляпалась.

– А знаешь, что было самым забавным? – снова заговорила Мюриэл, заглушая своим голосом тихие всхлипывания Ариадны. – То, что почти всю работу за меня выполнила ты сама. Например, сама оттолкнула своих подруг. Им больше нет до тебя дела, и они не желают больше слушать, что ты им говоришь. Ты