Она рассеянно кивнула, также избегая смотреть в его сторону. Складывалось впечатление, что эти двое с трудом выносили общество друг друга. Напряжение и неловкость, как туман, повисли над обеденным столом. Единственным человеком, которого ничего не беспокоило, был отец: он нахваливал вино и с аппетитом кушал, не замечая антипатии между сестрой и ее супругом.

После обеда мы вернулись в кабинет советника прежним составом. Не успела я собраться с мыслями, как начался форменный допрос. Меня засыпали вопросами о школе и о том, кто из Ангэлеров и когда там появлялся. Причем расспрашивали преимущественно не об Арланде, а о его старшем брате, о котором я не могла рассказать ничего полезного.

Господи, да я его в глаза никогда не видела! О чем, собственно, и сообщила папеньке, чем его несказанно разочаровала.

Моя успеваемость и школьные будни отца и советника мало интересовали… В какой-то момент я хотела поведать им о случайно подслушанном разговоре директора Хоуля с супругой, о том, что в стенах школы произошло убийство, в котором младший Ангэлер как-то замешан… Но что-то меня остановило. Возможно, ухудшившееся самочувствие — в результате этой беседы ужасно разболелась голова.

Чем больше я слушала рассуждения отца, тем сильнее нарастало внутреннее сопротивление. Вся моя сущность восставала против грязных политических игр, которые они с таким воодушевлением обсуждали с советником. Понимала я далеко не всё, но смогла уловить главное: история противостояния с Ангэлерами началась задолго до гибели мамы. И сейчас должна была получить продолжение, в котором мне тоже отводилась некая роль. Раскрывать подробности планов мести отец не спешил, но стало совершенно ясно, что наверстать упущенные годы нам не суждено. Вместо тихой семейной жизни предстояло готовиться чуть ли не к войне. А я вдруг поняла, что не хочу воевать с Ангэлером… Я смертельно устала. У меня просто нет сил, чтобы портить ему жизнь… Мне бы свою как-то наладить, а о нем лучше забыть… Но кто ж мне позволит такую роскошь!

До ужина я еле досидела, всерьез обдумывая, как бы сбежать из особняка Сюффрена. Нестерпимо захотелось вернуться в школу. Пусть порой я чувствовала себя там, как в ловушке, но никогда не испытывала такого отторжения, как в этом доме, напоминавшем гнездо пауков, где плетется липкая паутина интриг. Я отказываюсь быть их частью!

Под конец ужина в дополнение к головной боли появилась тошнота. Скомкано поблагодарив хозяев за угощение, я поднялась из-за стола, чтобы уединиться в отведенной мне комнате.

Я буквально мечтала остаться одна!

Как назло, следом увязалась тетка Беата, вызвавшаяся проводить меня в покои.

— Ты совсем ничего не скушала, милая, — сокрушалась она, пока мы поднимались по украшенной лепниной лестнице.

— Я неважно себя чувствую…

— О-о… Что болит? Послать за лекарем?

— Нет-нет, ничего не надо! — Мгновенно пожалела о своей откровенности. Только суеты с докторами мне сейчас не хватало! — Это от переизбытка впечатлений…

— Понимаю, — вздохнула она тяжело, мучимая одышкой. — А вот и твоя комната! Рядом с моей…

— Благодарю, здесь очень красиво, — вежливо отозвалась я, окинув взглядом приятно оформленное помещение в нежно-лиловых тонах, и вдохнула тонкий аромат поздних сортов сирени.

Я не спешила проходить внутрь и топталась у двери, прозрачно намекая, что дальше справлюсь сама. Намеков моих тетушка не поняла или сделала вид, что не поняла.

— Пойдем, я покажу спальню! — Беата Сюффрен грузно поплыла вглубь покоев, а я понуро поплелась следом.

— Здесь свежая ночная сорочка и халат, в ванной есть всякие девичьи мелочи, а когда соберешься ложиться спать, я пришлю горничную, чтобы помогла тебе, — хлопотала она.

— Спасибо, но я привыкла справляться сама…

Наплевав на приличия, я прилегла на кровать, чувствуя, что дурнота усиливается.

— Эла, послушай… Я понимаю твои чувства… — Вместо того, чтобы уйти, тетка Беата уселась на край кровати, жалобно скрипнувшей под ее весом. — Ты вправе обижаться на меня… И я не отрицаю своей вины, но всё же хочу объяснить тебе кое-что…

Обреченный вздох вырвался сам собой: на сегодня мне было более чем достаточно откровений! Но, кажется, тетушка была серьезно настроена поговорить. Деваться некуда — выслушаю… В конце концов, она единственный человек в нашей чудной семье, кто решил мне хоть что-то объяснить…

— Я была против приюта. Я умоляла Роберта забрать тебя к нам. Потом ты могла бы поступить в Сен-Маклен, где училась в свое время я и твоя мама. Но он и слышать не хотел об этом! Увы, в этом доме мои желания ничего не значат… Ответ у него всегда был один: воспитанница у меня появится не раньше, чем у него — наследник. Отсутствие результата в этом вопросе его разочаровывало. Роберт приходил в ярость всякий раз, стоило мне заикнуться о тебе… А потом, когда ты подросла… я уже сама не напоминала супругу о тебе. Чем дальше ты от него была, тем лучше.

— Почему? — спросила импульсивно, ошеломленная неожиданным признанием.

Беата Сюффрен горько усмехнулась и отвела взгляд.

— Знаешь, мой супруг не такой хороший человек, как о нем привыкли думать окружающие… И женился он на мне не по большой любви. Ему была нужна безропотная супруга, чтобы создать иллюзию добропорядочного семьянина. Освальд любезно предоставил для этих целей приятелю свою младшую сестру. Не хватало еще, чтобы и тебя Роберт использовал… для собственного удовольствия или собственной выгоды!

Я шумно сглотнула появившуюся в горле горечь. Всё съеденное за ужином недвусмысленно попросилось обратно.

— Я на минуточку! — подскочив, помчалась в ванную комнату.

Там глубоко дышала, склонившись над раковиной, и брызгала в лицо холодной водой, пережидая приступ тошноты.

Господи, как можно жить с человеком, о котором думаешь ТАКОЕ! А я еще горевала, что меня не забрали в семью. Да мне хвалу Всеединому следует вознести за то, что мое детство прошло вдали от этого дома в целом и от советника в частности!

— Тебе лучше, милая? Часто такое случается? — забеспокоилась тетушка, когда, всё еще бледная, я вернулась обратно.

— Нет, в первый раз, — соврала в ответ.

Тетка Беата окинула меня задумчивым взглядом, но развивать тему не стала.

— Прости, Эла, тебе было неприятно это слышать… Но ты уже не маленькая девочка и должна понимать, с кем предстоит иметь дело.

— Господи, это звучит так, словно я не в семью попала, а в логово врагов! У Ангэлеров и то было не так страшно… — тут я осеклась, осознав, что сболтнула лишнее. Не стоит ступать на эту зыбкую почву.

— Мне жаль, я не хотела, чтобы у тебя сложилось такое впечатление! — Тетушка не стала заострять внимание на моей оговорке. — Конечно, мы не враги тебе… Более того, я бы хотела стать твоим другом! Если еще не поздно… Освальд… тоже не желает тебе зла, но твой отец привык ставить свои интересы превыше всего. Так случилось со мной… Я тогда даже не сразу поняла, к чему всё идет, — Беата грустно улыбнулась, и мне в этот момент стало ее искренне жаль. Каково ей все эти годы жить с нелюбимым мужчиной, который ее ни во что не ставит! А ведь для своего возраста она вполне привлекательная женщина, даже несмотря на излишнюю полноту. Наверняка, в молодости была хорошенькой девицей и могла вполне удачно выйти замуж, если бы не жила по указке старшего брата.