— «И знаешь, за что? — говорит, — за то, чтов отличие от проклятых абхазов, евреи никогда, — тысячелетиями живя нагрузинской земле, — не претендовали на нашу землю».

В этом месте своего рассказа Клава поднял палец и сказал:

— Понятно? Ты будешь жить с ним бок о бок тысячи лет,его земля век за веком будет заглатывать все новых твоих покойников, а он всеравно уважать тебя будет за то, что ты не претендуешь стать для него своей.

— Нет, это другой случай, у нас гуманитарные связи…

— То есть, он не станет крестить всех нас без разбору?

— Не думаю, — засмеялась я.

— Смотри, ответишь головой, если в один прекрасный денья проснусь и не обнаружу свой обрезанный…

Тут грохнуло в динамиках (вот Костян! А уверял меня, что всеустановлено!), зашуршало-заметелило по залу, потом все стихло, публикарасселась, занавес раздвинулся, открывая Клару Тихонькую, которая, трясяголубым коком и дико жестикулируя, объясняла что-то бледному Козлову-Рамиресу.Обнаружив себя на миру, она одернула пиджак, чеканным шагом вышла к микрофону ипривычно пророкотала:

— Прошу всех встать! Вечер Памяти и Скорби, посвященныйжертвам Катастрофы, мы по традиции открываем минутой молчания.

Застучали откидные сиденья, Клава стал высвобождаться изкресла, опираясь на больную ногу, все умолкло на фоне сухого частогопокашливания… И в наступившей тишине заливисто вознесся голос Моран Коэн подрокочущий гул тамбурина. Она распевалась, моя птичка, где-то там, в комнатеномер 16…

Клара дернулась, махнула кому-то за кулисами, и пение вскоресмолкло. Может быть, Рамирес придушил девочку.

Вообще, за кулисами что-то происходило, как будто огромнаякастрюля с таинственным зельем стояла на огне: что-то вскипало, булькало,всплывали какие-то приглушенные голоса, раза два кто-то вскрикивал, будтоошпарившись…

— Кого там убивают? — спросил меня Клава. —Пойди-ка, разберись…

Пригибаясь, я побежала вдоль ряда к боковой двери зала.Клара как раз предоставляла слово Послу. Воображаю волнение Козлова-Рамиреса…

За кулисами царила воодушевленная ненависть. Клара уже неразговаривала с Митей, Миша, бухгалтер ОРЕРа, нагрубил всем, заявив, что еслиКолотушкин не получит слова немедленно после Посла…

— Да после Посла уже никто ничего не получит! —мрачно заявил Виктор, зам. по финансам Еврейского Совета, и похоже, это былоправдой.

Посол государства Израиль не знал языка страны, которуюпредставлял, и не знал языка страны, в которую приехал. Зато по-английски могговорить часами. Подчиненные боялись его и не решались показать на циферблатчасов. Остальные не могли до него достучаться, так как, оказавшись в капсулеродной речи, он закукливался и переставал кого бы то ни было видеть. Какопытный баскетболист, заполучив мяч, долго не отдает его всевозможнымиувертками и трюками, так и Посол, получив слово, уже не выпускал его из рук…

(Помню, в один из первых дней нашего приезда, на посольскомприеме, посвященном Памяти Рабина, некий российский политолог, давний мойзнакомец, говорил доверительно:

— Да, ваш Посол, конечно, — фигура из музея мадамТюссо… С другой стороны, хорошо, что он мужчина. Вот до него был Посол —женщина. Ничего не имею против, — симпатичная женщина, но, — как покоманде, — три первых советника — тоже девки. Да не, вполне нормальные онибыли девки, но здесь многие вопросы решаются в сауне. Что мне — сиськи себеотрастить?!)

В первом ряду длинной цепочкой восседали подопечные ФирыБудкиной. У них был донельзя довольный вид: они видели все, хотя и были лишенывозможности шипеть впереди сидящим: «Прекратите вертеться! Ничего не видно!Снимите шляпу или пригните свою голову!»

Вся сцена была перед ними, как на ладони и… на этой сценеровным счетом ничего не происходило! Какой-то пенсионер в солидном, хорошосшитом костюме, все говорил и говорил не по-русски, все стоял и говорил,покачиваясь, иногда сморкаясь в хорошо выстиранный и отглаженный платок,возобновляя монотонную речь… Над залом, как дымок ухи, уже потянулась скука…Особенно скучал Самуил-рифмач. Он вообще начинал скучать, когда на него слишкомдолго не обращали внимания.

Но для начала ему нужно было услышать хоть одно понятноеслово, а там уже все могли не волноваться: Самуил-рифмач мог подобрать рифмумгновенно, к любому, самому трудному слову.

Наконец, Посол заговорил о ситуации в Израиле. «АриэльШарон…» — услышал Самуил… — «Шарон…»

— Шарон-гандон! — выкрикнул он с места. Заложивился… Я схватилась за голову.

Но Посол не понимал по-русски. Возможно, он решил, чтогосподин в первом ряду поддержал какие-то тезисы его речи… Фира, пригнувшись,уже пробиралась по цепочке к этому бодрячку… Но не успела… «Вашингтон… —послышалось в речи Посла. — …Вашингтон…»

— И Вашингтон — гандон! — крикнул Самуил. И тутФира настигла его. Надо будет сказать ей, чтобы на следующий вечер с самогоначала вбивала Самуилу кляп в горло.

— Вы видите?! — сказала Клара Козлову, — Вотон, ваш идиот Посол! Он говорит уже 20 минут. Идите и убейте его!

— Он завершает… — защищался Рамирес. — Я чувствуюпо смыслу, он завершает… еще две-три минуты…

— Нет, вы не по смыслу, а по должности, идите и убейтеего!!! — закричала Клара. — Господи, он сорвет мне весь вечер! У меняи так все наперекосяк, с этой оравой раввинов! Нет, это последний раз я… к этимсраным спонсорам… к этим сраным раввинам…

Мимо них, худой и страстный, в черной рясе, нервнопрохаживался отец Сергей.

— Будьте любезны, уважаемая… — обратился он к Кларе наочередном витке, — нельзя ли меня как-то пропустить вперед, у меня вдевять важная встреча с отцом Митрополитом…

— …вас?! — ужаснулась Клара, — вас вперед?Перед Главными раввинами? Побойтесь Бога!

Дикой жестикуляцией она пыталась привлечь вниманиепереводчика, бубнящего за Послом, отчего сдвоенный фон совсем уж непонятногонаречия плыл над залом. Там уже кто-то ходил, кто-то громко переговаривался надрядами… Посол, как обычно, не слышал и не видел ничего…

Прошло еще десять минут…

— Все!!! — рявкнула багровая Клара, послеочередной безуспешной попытки сигнальными взмахами остановить полнейший обвалвечера.

Она схватила закулисный микрофон, взметнула своим петушинымгребнем и прогремела над муторно гудящим залом, поверх утробно гундящих Посла спереводчиком.

— Слово… пр-р-р-едоставляется…

— Козлоброду!!! — подсказывал Савва со списком вруке…

— Колотушкину!!! — шипел Митя со своей версиейсписка…

— Козлоброду! Согласно очер-р-редности! Тут написано!

— Пр-р-редоставляется… — Митя стал вырывать у Клары изрук микрофон, та сопротивлялась.