Савва кулаком бил по Митиной руке, чтобы тот выпустил его,приговаривая «уберите… свою… колотушку…»

— Гр-равному!.. Лавину!.. Л-л-асии… манн… залм… грлвн…

Тогда отец Сергей вынырнул на сцену в своей черной рясе сбольшим серебряным крестом, с распростертыми вширь руками, словно хотел обнятьвсех — и остолбеневшего Посла, и переводчика, и публику в зале. Это была стольнеожиданная, столь яркая картинка, что все ахнули и умолкли, и в наступившейтишине священник произнес:

— Братья и сестры!!! Да, я не оговорился: братья исестры!!!.. ибо все мы на земле этой родные люди…

Сквозь щелку в занавеси я видела лицо Клавдия и представляла— что он скажет мне потом, но, слава Богу, не завтра — наутро я уезжала вкомандировку в Самару и Саратов, на целых три дня… а сегодня не собиралась ужевозвращаться в зал ни за какие коврижки.

Во втором и третьих рядах сидели наши синдики — их обязалиявиться на столь важное для всей делегации мероприятие. Трое из них получалиявное удовольствие: Изя, который умел извлекать удовольствие из всех проявленийжизни, доктор Панчер, смакующий сладострастно любой скандал, и баба Нюта,ненавидевшая меня всей душой.

А отец Сергей продолжал говорить горячо и убедительно ожертвах, которые даже не вопиют с земли, потому как, став дымом, улетев в небеса,пребывают в раю, у престола Всевышнего… Он говорил и говорил в застывший зал,простирая руки, борясь с рыданием, не обращая внимания на звуки борьбы заспиной…

Это была страстная и рискованная речь о вине своих и чужих,о вине времени и отцов, об ответе сыновей, о трудном сближении вер, о вечном ихпротивостоянии.

— За все за это… — говорил он, — за то, чтопришлось пережить вашему многострадальному народу, — простите, братья исестры!

И, закончив, низко, размашисто поклонился, так что седые еговолосы чуть не коснулись дощатого пола сцены.

Старые евреи в первом ряду ревели белугами…

Я выскользнула в коридор мимо дерущихся, пыхтящих иматерящихся Клары, Саввы и Мити, и наткнулась на Козлова-Рамиреса. Он ходилвзад-вперед по коридору и нервно курил…

— Что, коллега… — спросил он сочувственно, и в голосеего не было ни капли насмешки. — Похоже, мы с вами оба влипли сегодня висторию… Черт бы их всех побрал!.. Мой меня прибьет, — добавил он вотчаянии.

— А мой… — гордо сказала я, — мой… — вспомнилалицо Клавдия, круглое, ошарашенное, с ямочкой на подбородке… и упавшим голосомзакончила: — Мой меня — тоже…

…Выскользнув через служебный вход, я отыскала где-то назадах концертного зала «жигуль» со спящим Славой и плюхнулась на сиденье,тяжело дыша. Он мгновенно открыл глаз, покосился на меня:

— Ильинишна, да за вами, никак, погоня?

Я молча махнула рукой. Мы поехали…

— Тут, главное, что: — сказал Слава, выбираясь попереулкам Замоскворечья. — Главное, решить — от чего бежишь… И стоит ли…Иногда лучше остановиться и посмотреть опасности в ее бельменные зенки… У меняв молодости был коричневый пояс по карате…

— Это — новая для меня страница вашей незауряднойбиографии, Слава, — все еще тяжело дыша, проговорила я, застегивая ременьбезопасности.

— Э-э, погодите, моя незаурядная биография куда какувлекательней иных детективов. В ней много страниц… Олимпиаду помните, в тотгод, что Высоцкий умер?.. Так вот, наша спортивная школа карате показалаблестящие результаты. Ну, мы, молокососы, загордились, заерепенились… Носы-тозадрали, загуляли вовсю… Помню, подцепили где-то с приятелем Андрюхой двухтертых девок, закупили четыре бутылки вермута, каких-то шпрот или морскойкапусты, привели к Андрюхе домой, а те увидели скромный наш харч ираспрощались. Ну, мы огорчились, но не показывая друг другу вида, матеря девокна чем свет, выпили весь вермут и заколбасили… Я вспомнил, что дома у меня вморозилке — пачка пельменей, — правда на другом конце Москвы, — нобешеной и пьяной собаке, как известно, километраж — до фиолетовой звезды, и мыотправились на разных перекладных трамваях-троллейбусах, по пути ввязываясь вдраки и потихоньку подгребая ближе к дому… В одном, помню, гастрономерасколотили чьи-то бутылки из под кефира и продолжили наш круиз. Короче,тормознул нас милиционер. Что-то такое он сказал Андрюхе, что тому непонравилось. Ну и завязалась драка… Короче, вы представляете, во что вылилисьдвум соплякам легкие телесные повреждения у стража порядка? Два года дали, и топо блату, — Андрюхина мать где-то в центральной коллегии адвокатовзнакомства имела…

— А тюрьма?

— А что — тюрьма? Там люди тоже живут… Я, например,продолжал тренироваться и других тренировать…

…Дома я заявила, что трубку буду брать, только если звонитРевердатто, и весь вечер сидела у компьютера, наковыривая какие-то старыезаписи, отправляя письма, время от времени нетерпеливо щелкая мышкой на синийконвертик в окошке. Наконец, часу в двенадцатом, в строчку вспрыгнуло его имяжирным курсивом: «azarya». Я защелкала, как безумная, открывая письмо:

«Подобны беременной женщине, что при наступлении родовкорчится, вопит от мук своих, были мы пред Тобою, Господи! Мы были беременны,мучились, мы как бы рожали ветер…»

— …ну, ладно, читали все эти библейские выспренниевопли. Это меня уже не колышит, парень. Тут чего покрепче надо…

И он выдал покрепче! Я отшатнулась. Страницы на две шелтекст из пивной, причем пивной задымленной и грязной, пропахшей вонью рыгающихалкоголиков… Я, далеко не кисейная барышня в изъявлении своих чувств, нерешаюсь здесь приводить его, ни одной фразы. Но помимо непроизносимыхругательств было в этом тексте столько презрения и бессильной ненависти,столько боли и злости на соплеменников, что я, пожалуй, и эти несколько фразоставлю непредъявленными. И только в конце, когда у него, вроде, иссяк запал иосталась лишь безумная усталость, которую я ощутила чуть ли не физически, онвыдохнул из Захарьи: «Но сказал Господь: «Козлов накажу!», и вновь из Исайи: «…Станетвам крепость фараона позором, и убежище в тени Египта — посрамлением»…

…И всю ночь передо мною в страшном сне под тамбурин МоранКоэн танцевали на сцене песни борцов гетто Главный раввин России МанфредКолотушкин, держа за талию Главного раввина России Залмана Козлоброда; следом взатылочек пристраивался Главный раввин России Мотя Гармидер. За ними, крутязадом и поддавая пахом вперед, семенил глава УЕБа Биньямин Оболенски, Клаваотчебучивал очень смешные па своими больными ногами… пытался пристроиться в этушеренгу Посол, но не попадал в общий ритм… затем цепочка терялась в тумане идыме какого-то очередного пожара в моем беспокойном сне… какой-то занавес опятьгорел у меня за спиной, и во сне я думала: да это же комикс… настоящий комикс…это просто комикс…

В шесть утра за мной заехал Слава и отвез на вокзал, ксамарскому поезду…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .