переутомления. Вся родня и близкие, которые переживали за Миэ, тут же бросились его поздравлять. Они накрыли роскошный ужин, весь вечер пировали и наперебой вспоминали моменты из битвы, чрезмерно их приукрашивая и дополняя красочными деталями, которые не имели ничего общего с действительностью. Все это смущало Миэ, но одновременно заставляло испытывать гордость. Он веселился и наслаждался пиршеством вместе с остальными, и был совершенно безмятежен… пока его не начали расспрашивать, как он планирует распорядиться деньгами.

Да – при выбывании из Битвы полагался небольшой денежный приз, размер которого зависел от того, как далеко игроку удалось продвинуться в турнирной таблице. Для всех было очевидным, что Миэ ждет поражение в следующем туре, потому что его победа в первом была лишь удачным стечением обстоятельств. Миэ и сам так считал, и это ничуть его не удручало: заработанной суммы уже хватало, чтобы сделать первый взнос за лавку. Правда там, во время застолья, он так и не набрался храбрости рассказать о своей мечте и поэтому соврал, что еще не решил, куда пристроить деньги.

Позже, ночью, он лежал в постели и пытался размышлять о том, как станет вести торговлю, но мысли постоянно возвращались к тому сну, к призрачному красному медведю. Миэ ворочался, задаваясь вопросом об истинном смысле его слов. К тому моменту он, конечно же, знал, что медведь – всего лишь эфирная проекция его внутреннего «я». «Даже когда ты меня не видишь, я здесь, потому что я – это ты»… Эти слова должны были обрадовать Миэ – ведь в том, чтобы стать медведем, и заключалась его детская мечта, не правда ли? Но вместо этого он промаялся всю ночь, отчего-то чувствуя себя растерянным и слегка напуганным.

На следующий день Миэ решил отправиться в гарнизон и расторгнуть свой воинский контракт. Однако перед этим он посетил амфитеатр, чтобы увидеть сражения других участников. Сидя на трибуне среди разгоряченных зрителей, наблюдая, как под боевой ритм перкуссий и возгласы ведущего мечутся на арене призрачные духи-аватары, Миэ в какой-то момент остро ощутил тоску и одиночество. С ним порой случалось такое, когда он был окружен людьми, и он бы отнесся к этому привычно; но в тот раз к знакомым чувствам примешалось что-то еще, неприятное, темное. Миэ ощутил, словно в его теле с ним соседствует некто чужой… Расталкивая людей, он поспешил покинуть трибуну. Только когда шум арены стих за его спиной, Миэ смог прийти в себя и побороть эти странные неприязненные чувства.

Он направился в гарнизон, но, не дойдя несколько шагов, остановился. Он представил, как расторгает контракт и как вечером рассказывает об этом родителям…

В тот день Миэ так и не заявил начальству, что намерен покинуть отряд. В конце концов, он находился в отпуске, предоставленном на время состязаний, а значит, еще оставалось время, чтобы принять решение. Глубоко внутри он смутно осознавал, что, какое бы решение ни принял, оно окажется неправильным.

Не торопясь домой, Миэ отправился на прогулку, чтобы собраться с мыслями. Бездумно бродя в окрестностях города, он вышел на дорогу, ведущую к дверям школы, где он учился. Случайно он припомнил, что его преподаватель по концентрации, пожилая и мудрая ундина, раньше владела искусством аватаров и много лет назад участвовала в Битве. Миэ счел неплохой идеей спросить ее совета и, возможно, договориться о тренировке.

Он действительно нашел мастера-ундину в одном из павильонов школы. Оказалось, что вчера она была на трибуне и видела его выступление. Она спросила, как давно Миэ научился призывать свой аватар. Он поведал ей все без утайки – о том, как играл с медвежонком в детстве и как потом на долгое время позабыл про него, как победил на отборочном этапе и в первой битве и, в конце концов, о своем странном сне.

Он ждал, что мастер-ундина поднимет его на смех, но она осталась серьезной. Она сказала, что когда Миэ на своем постаменте сымитировал приступ слабости, то впал в транс и использовал опасную технику, которая могла привести к серьезным последствиям. Закрыв глаза и продолжив видеть происходящее глазами медведя, Миэ на самом деле неосознанно перенес свою душу в аватар. Это сделало неуклюжего зверя бесстрашным бойцом, каким был Миэ, и позволило ему одержать верх над противником. Однако в случае поражения, если бы вражеский аватар уничтожил медведя Миэ, его душа могла не вернуться в тело и вместо этого распасться.

Обладатели дара Феникса, шаоты не боялись увечий или смерти. Они даже зачастую находили удовольствие в том, чтобы рисковать собой. Чего опасаться, если можно потерять руку, ногу или даже голову, а потом возродиться и снова быть живым и целехоньким? Что говорить – сам Миэ, будучи воителем и постоянно сражаясь с монстрами, не раз ходил по краю; но даже тяжелые его ранения исцеляли люмеры, а в загашнике у него имелось еще две жизни. Однако распад души, о котором толковала мастер-ундина, был необратимым процессом. От него не спасли бы ни целители, ни перерождение. Иными словами, продолжать использовать на арене данную технику было игрой со смертью.

Мастер-ундина сказала, что наилучшим решением для Миэ будет покинуть турнир и начать обучение искусству аватаров с нуля, чтобы через шесть лет, на следующей Битве выступить уже как профессионал, используя при этом безопасные приемы. Он поблагодарил ее за предостережение и за совет, а затем ушел домой, чтобы последующие дни провести в раздумьях. Он понимал, что женщина желает ему добра, но – не устану повторять – Миэ был безумно упертым: стоило ему услышать, что чего-то не стоит делать, как он тут же вопреки здравому смыслу желал сделать это.

Чем дольше он раздумывал, тем лишь больше запутывался в себе. Между тем, первый тур Битвы подошел к концу и начался второй. В назначенный день Миэ собрался и отправился на арену. На этот раз он не изнурял себя длительными тренировками накануне и потому выглядел свежим, выспавшимся и отдохнувшим.

Жаль, что на этом его преимущества заканчивались.

Его новым оппонентом был не шаот, а муран. Мураны слыли церемонным и гордым народом, который с серьезностью и достоинством подходил к любому соперничеству. Этот противник, в отличие от предыдущего, точно не заставил бы свой аватар выделываться и паясничать на арене; одновременно не следовало и надеяться, что он допустит ошибку предшественника и хоть на мгновение ослабит свою бдительность.

Вражеским аватаром был каракал. Фиолетовый, потому что был создан из эфира плана Смерти, он устрашал не размерами, а хищной грацией и гибкостью. Миэ понимал, что победы