с поклонниками и раздавал интервью. Но стоило ему остаться в одиночестве, как он снова и снова чувствовал чужака в собственной шкуре. А по ночам ему продолжал сниться один и тот же кошмар. Медведь, его призрачный красный медведь, которого он так любил, теперь вызывал у Миэ лишь страх и ненависть. «Даже когда ты меня не видишь, я здесь, потому что я – это ты», – твердил медведь, всюду преследуя его. Миэ был напуган. Он глотал лекарства. Он кричал: «Нет, нет, нет! Я не хочу этого! Убирайся!»

Он пытался сбежать, но разве сбежишь от собственной тени?..

И вот, в ночь перед финальной дуэлью он пришел домой после тренировки в лесу и увидел, что его родители мрачнее тучи: отец грустил, а мать злилась. В сущности, они оба были обеспокоены, просто по-разному реагировали на плохие вести. Оказалось, мастер-ундина рассказала им правду о технике, которая позволяла Миэ побеждать в Битве. После длинной тирады, когда устали распекать сына и их эмоции немного поутихли, родители принялись отговаривать Миэ использовать технику переноса на арене. Очевидно, они волновались за него и не хотели, чтобы он подвергал себя такой опасности. Но он лишь мрачно расхохотался и сказал: «Вы и так отдали меня в солдаты – по-вашему, это безопасно?»

Они ответили, что всегда волновались, когда он уезжал на задание, но утешали себя тем, что у него три жизни. И тогда он в сердцах воскликнул: «Да, когда мы умираем, дар Феникса заставляет наши тела перерождаться; но наши души остаются прежними, и ничто на свете не исцелит раны на них!»

В этот момент он запнулся, и по щекам у него даже потекли слезы – настолько поражен он был, когда осознал причину своих кошмаров и проблем.

Ведь он вдруг понял, что быть воином – это не только благородство, отвага и честь. Это еще и потери, страдания и боль. Это крики существ, жизнь которых ты обрываешь. Это их глаза, взирающие на тебя. Это растерзанная плоть, хруст костей, реки крови. Миэ отрицал, что это на него повлияло. Это означало признать свою слабость и уязвимость. И потому он никогда не признавал. Он не признавал, что хочет жить мирно. Он боялся рассказать остальным, что собирается бросить службу и стать торговцем. Он придумывал сотни причин и оправданий для самого себя, чтобы убегать от своих проблем и травм.

И это работало, но лишь до тех пор, пока он не начал участвовать в Битве. Переносясь в своего медведя, Миэ вынужден был столкнуться лицом к лицу с самим собой. И тогда он увидел то, что все это время удавалось прятать. Он увидел собственную душу обнаженной – душу монстра, душу убийцы, покрытую шрамами, которые никогда не заживут.

«Даже когда ты меня не видишь, я здесь, потому что я – это ты», – твердил медведь. Подсознательно Миэ ужасался, видя, кем стал. И продолжал отчаянно сражаться на арене, зная, к каким роковым последствиям это может привести, потому что глубоко внутри хотел этого.

Он не боялся лишиться души, потому что ненавидел ее.

Он не боялся лишиться жизни, потому что ненавидел себя.

Но мать, выслушав его, вдруг рассмеялась. «Неужто ты посетил все уроки, где учили сражаться, но прогулял те, где учили находить в этом смысл?»

И потом она погладила его по голове, как маленького, и сказала: «Твои шрамы не делают тебя монстром, они делают тебя храбрецом, защитником простых людей. Не стесняйся и не прячь свою боль. Боль – это не слабость, а то, что делает тебя живым. Делает человеком. Не стесняйся признавать, что тебе плохо. Даже величайших из героев порой обуревают сомнения, и им тоже бывает страшно, грустно и тяжело. Но даже у них есть рядом плечо, на которое можно опереться. Именно в этом и кроется смысл. Искать помощи и поддержки – это вовсе не слабость. Для этого мы и есть друг у друга».

Они говорили долго, всю их беседу и не перескажешь. Но благодаря ней Миэ все осознал, и ему стало гораздо легче. А главное – родители донесли до него, что ему не нужно никому ничего доказывать и что они примут его любым. Не важно, будет ли он воителем или торговцем, замкнутым или общительным, веселым или серьезным… Даже если он захочет быть медведем настолько, что поселится в лесу и станет питаться одной рыбой, они все равно будут его любить…

Хартис запнулся, должно быть, ощутив капли девчонкиных слез на своей груди, и крепче прижал ее к себе.

– Ох, лучик мой… Извини меня. Ведь ты росла сиротой, а я совсем не подумал о твоих чувствах, когда стал рассказывать такое…

– Что ты, я не из-за этого. Я просто рада… за Миэ. Кажется, его родители по-настоящему хорошие люди. Зря он боялся рассказать им обо всем.

– Совершенно согласен. Он должен быть сразу поговорить с ними начистоту. Но что ты поделаешь – он ведь был просто глупый, упрямый мальчишка. К счастью, они помогли ему понять и признать очевидное, и у него будто камень с души свалился… Вместе с тем, когда необходимость убегать от самого себя отпала, для Миэ стало бессмысленным бороться за победу в Битве. Он решил выйти на арену и с честью принять поражение, которое было ему уготовано. Сумма приза, причитавшаяся за выход в финал, все равно была достаточной, чтобы вложиться в открытие лавки. Родители всецело поддержали решение Миэ. Но вот Джесс вдруг начала убеждать его…

– Кто?

– Тьфу. Я хотел сказать, Пэт. Она начала убеждать своего друга продолжать бороться за победу любой ценой. Она сказала: когда все кругом думают, что все уже предрешено, приходят такие люди, как Миэ, чтобы утереть снобам нос.

– Но она не знала, что сражаться опасно для Миэ!

– Она знала: ей рассказали. Она взяла с Миэ слово, что тот не станет использовать технику переноса души. Она верила, что ее друг сможет найти иной способ победить. Что тут скажешь… Уж чего у Пэт было не отнять, так это умения выступать с воодушевляющими речами. Наверное, поэтому она впоследствии и заняла высокую должность при дворе.

Но дело было не только в Пэт. Миэ сам чувствовал, что не хочет сдаваться без боя. Он проделал такой нелегкий путь бок о бок с медведем, со своим другом, пусть и воображаемым… Ему показалось, что он предаст его, если опустит