— А за мужем? — спросила Надежда. — За мужем бегать можно?Умолять его вернуться? Строить всякие козни, чтобы он пришел обратно, можно?

— И должно! — с силой сказала соседка. — Вы вверяете себячеловеку, и, если он оказывается скотом, вы должны научить его, что он человек,а не скот, и вернуть его в человеческое состояние! В этом состоит ваша главнаяжизненная задача! И вы не вправе перекладывать тяжелую работу на чужих людей ипосылать их разбираться с вашими делами! И вы не вправе вертеть хвостом переддругим мужчиной, если вы уже выбрали одного и даже вышли за него замуж!

— Я никого не хочу держать силой! — закричала Надежда. — И яникого не посылала за Павлом! И я никого не просила мне его вернуть!

Воцарилась тишина.

Марья Максимовна тяжело дышала и даже оперлась рукой о стул,как будто ее не держали ноги.

Надежду вдруг поразило, какие у нее страшные руки. Как уведьмы — со скрюченными пальцами, слоистыми желтыми ногтями, с узлами синихвыступающих вен и словно изъеденной чем-то кожей!

— Извините меня, — фальшиво сказала Надежда, косясь на ееруку. — Но мне даже и в голову не приходило, что я.., использую американца,чтобы вернуть Павла, или верчу перед ним хвостом! Он просто часть моей работы.

— Я не сомневаюсь, дорогая.

— Извините, — повторила Надежда.

Ей очень хотелось вернуться домой и поскорее запереть засобой дверь.

— Не за что извиняться, дорогая! Это я повела себянесдержанно!

Не зная, что делать дальше, Надежда кивнула соседке, потомосторожно пожала ее холодную уродливую руку, лежавшую на спинке стула, и быстроретировалась.

И что на нее нашло?! Куда понесло?! На своей работе онадавно научилась сдерживаться, что бы ни вытворяли окружающие люди!

Если не можешь себя контролировать, повторяла Лидочка, тогдатвое призвание вовсе не гостиничный бизнес, а озимые и пасленовые. Вышел вполе, посмотрел налево, посмотрел направо, ну, если приспичило, высказал им,пасленовым, все, что о них думаешь, послал их куда подальше и пошел на соседнееполе, где озимые. А когда с людьми работаешь, говорила Лидочка, лучше язык себеначисто откуси, но сдержись!

А Надежда не смогла сдержаться! Что-то очень оскорбительноебыло в речах соседки — то ли то, что она «вертит хвостом» перед американцем, толи то, что она должна бежать за Павлом и умолять его вернуться!

После того, как он велел ей сегодня изъять упоминание о немиз ее личного дела!..

Картошку варить было уже поздно, и Надежда, трясясь отзлости, наелась колбасы с хлебом, от чего в животе стало еще более муторно ипротивно.

Потом она долго смотрела телевизор и, кажется, заснула,потому что проснулась от того, что тот гудел на одной ноте — требовал, чтобыего выключили.

Надежда выключила телевизор — пульт свалился на пол — изевнула. Даже поднять с пола пульт у ее не было сил. На часы она старалась несмотреть, чтобы не расстраиваться. Наверняка уже глубокая ночь, утром рановставать!

Решив, что от всех напастей ей поможет только ванна, оченьполная и очень горячая, она открыла воду, от души полила из флакона — пена быланежно-зеленого цвета, пахла хвоей и сразу поднялась горой — и улеглась вдушистую горячую влагу, как в облако. Воду она не выключала, чтобы она особенноне остывала, и поэтому не услышала, как тихонько приоткрылась входная дверь икак щелкнул замок, когда она закрылась.

Вода лилась, шумела в трубах, и Надежда замурлыкала песенкупро тучи в голубом, зачерпнула полную горсть пены и положила ее себе намакушку. Пена тут же потекла, попала в глаза, и Надежда стала лить себе наголову из душа.

Привидение в белом саване бесшумно прошло по комнатам иостановилось перед дверью в ванную, где Надежда плескалась, пела и ничего неслышала. Да и в старых питерских домах толстые стены и массивные двери, вряд лиможно расслышать, как по дому гуляет.., привидение.

Надежда даже не поняла толком, что случилось.

Свет погас, перед залитыми водой глазами мелькнуло что-тобелое, как будто крылья взмахнули, и она ушла под воду, словно сама по себе.

Она выворачивалась, боролась, но привидение, державшее ее заноги, было сильнее и не отпускало.

Сознанием Надежда понимала, что вдохнуть — значитзахлебнуться, но инстинкты приказывали вдохнуть, и вода полилась в нее, и онаперестала сопротивляться.

Жалко, что все кончилось так быстро, успела подумать НадеждаЗвонарева.

* * *

У Дэна Уолша болела спина и слипались глаза. Он сидел передмонитором несколько часов, лениво щелкая мышью и переключая каналы, на которыебыли выведены изображения всех камер.

Не было никакой необходимости делать такую дурацкую работу,но еще самый первый его начальник говорил, что если подчиненные не справились сзадачей, значит, по всей видимости, виноват начальник. Задача может быть илиневыполнимой, или слишком трудной, или не правильно поставленной.

Если подчиненные не справились с задачей, есть только одинвыход — решить ее самому, какой бы простой, тупой или трудоемкой она никазалась. И только если ее удастся решить самому, тогда можно будет требоватьрешения от подчиненных, объяснить им ошибки, показать наилучшее и наипростейшеерешение.

На то ты и начальник, а они подчиненные!..

Морской пехотинец, стоявший у дверей навытяжку, кажется,начинал время от времени дремать с открытыми глазами, и Дэну это тоже былоочень хорошо знакомо. Бывало, и он так дремал во время длинных и бессмысленныхдежурств!

Ему было жалко пехотинца, но отпустить его он не мог — кактам говорят русские? Взялся нести ношу, значит, неси до конца? Впрочем, тамбыла не ноша, а нечто, за что нужно браться, то ли гуж, то ли буй, какое-тосмешное слово, Дэн никак не мог его запомнить!..

Он снова перелистал все каналы. Монитор послушно выдализображение. Коридор, коридор, коридор, еще коридор.

Пусто, пусто, пусто. И здесь пусто.

Все спят.

Лифты, лифты, центральный лифт. Лестница.

Центральный подъезд, служебный подъезд, въезд на стоянку,ворота. А это… О господи, что это такое?!

Дэн Уолш подскочил в кресле, пехотинец проснулся, со стола сгрохотом упала рация.

Дэн никак не мог сообразить, а потом сообразил.

Это физиономия майора Флеминга, который заснул в холлетретьего этажа рядом с недавно смонтированной камерой. Майор спит в кресле, анад ним висит камера и снимает.

Неужели у майора такая отвратительная рожа? От нечего делатьДэн Уолш посмотрел так и эдак, а потом вывернул шею и посмотрел еще сверхувниз. Да, ничего не скажешь. Отвратительная.