— Для меня сие не секрет, — отозвался Виталий и почесал нос. — Можно еще что-либо из него выжать?

— Попробуем. — Григорий взял пузырек с какой-то прозрачной жидкостью, немного набрал в пипетку и капнул на строки, почти не расплывшиеся. — Когда вы получили это письмо? — поинтересовался он у детектива.

Виталий замялся:

— Видишь ли, тут такая история… Письмо получил дед, который не отдал его моему дяде, а оставил у себя, и оно пролежало в его старом доме лет десять.

Эксперт усмехнулся и покачал головой:

— Поверь мне, мой друг, ему нет десяти лет. Оно написано от силы месяц назад.

— Но чернила… — пытался возразить Громов, но Григорий предостерегающе поднял костлявую руку:

— Чернила искусственно состарены. Кто-то хорошо с ними поработал, кто-то, знавший, к кому обратиться за помощью.

Детектив почувствовал, как пересохло во рту. Его семью развели… Развели как самых последних лохов, кажется, так сейчас любят выражаться. А что, лохи и есть. Даже подлинность письма проверить не удосужились, правильно его из полиции турнули. Хоть бы, как у бывшего правоохранителя, какие-то сомнения зародились, так нет же — поверил дяде. А на деле оказалось: Марина Собченко не писала Вадиму Сергеевичу об их дочери. И он говорил, что это было не в ее характере.

Однако сейчас главным было другое. Дочь, дочь его дяди, его двоюродная сестра, действительно существовала, и кто-то сообщил об этом ее родному отцу. Григорий внимательно смотрел в лицо своего собеседника, которое то бледнело, то краснело, то покрывалось пятнами — от лиловых до фиолетовых.

— Это все, чем я могу тебе сегодня помочь, — проговорил он. — Слушай, поезжай домой. Завтра жду тебя к вечеру — раньше не получится.

— К вечеру так к вечеру. — Виталий раздумывал, что бы такое сказать Свете.

Сообщить ли ей всю правду и попросить снова пригласить Тамару и патлатых байкеров либо подождать результатов теста.

Сев в машину, он так и не принял решение и быстро поехал домой.

Оказавшись в квартире, он чихнул от накопившейся пыли, которую уже давно не вытирал, занятый другими делами, и, приняв душ, замертво упал на постель, забыв поужинать.

Виталий редко видел сны и радовался этому. Он боялся, что приснятся родители и он постоянно будет вспоминать то безоблачное время, когда в их семье еще не было смертей.

Однако сегодня ему приснилась мама. Она села возле него на постели, погладила курчавые волосы, провела по щеке рукой и грустно улыбнулась.

— Мне так тебя не хватает, — прошептал Громов и потянулся к женщине, но она исчезла, словно бесплотная тень.

Проснувшись, Виталий плеснул в стакан минеральную воду. Он предпочитал с газом, считая, что такая вода лучше утоляет жажду, но его дорогая сестричка оставила бутылку «Боржоми» открытой, и пришлось довольствоваться теплой солоноватой жидкостью.

— Мама, мамочка, ты же никогда не приходила ко мне, — Виталий взглянул на фотографию белокурой женщины в траурной рамке. — Что ты хотела мне сказать? О чем предупредить? — На эти вопросы не было ответа. Громов снова улегся, но сон долго не шел, и молодой человек задремал лишь под утро.

Станица Безымянная, 1945 год

Чтобы посетить Безымянную, Воронцову пришлось брать отгулы.

Полковник, начальник его отдела, не возражал, чтобы молодой перспективный подчиненный немного отдохнул, однако перед тем, как отпустить его, вызвал к себе.

— Садись, — Павел Степанович указал на стул с высокой спинкой. — Ты уже в курсе, что Курилин найден мертвым у себя в квартире?

Воронцов поймал пристальный взгляд и смело вернул его начальнику.

— Что бы я был за работник, если бы об этом не знал? — Он печально вздохнул: — Для всех нас это большая потеря, особенно для меня. Алексей Павлович многому меня научил.

— Вы были с ним как друзья, а не как начальник и подчиненный, — заметил полковник, все еще буравя его глазами. — Мы предполагаем, что это самоубийство. В кармане халата Курилина обнаружен коробок с ядом, вызывающим сердечный приступ. На коробке только его отпечатки. Следовательно, он сам… Ты, случаем, не в курсе, что подтолкнуло его к уходу из жизни?

— В тот день мы виделись с капитаном, разговаривали с ним. — Сергей наморщил лоб, изображая работу мысли. — Я обратил внимание на его подавленное состояние… Однако он ничего не сказал, а я не спросил. Теперь жалею об этом.

— Ну, жалеть-то об этом не нужно. — Полковник дернулся, и все его грузное тело заколыхалось вместе с двойным подбородком. — Курилин был довольно скрытным человеком. Что ж, может быть, время покажет, что заставило его принять яд.

— Возможно, — кивнул лейтенант. — Разрешите идти, товарищ полковник?

— Иди. — Павел Степанович потянулся к бумагам, и парень подумал, что Курилин, к сожалению, не заслужил особо теплых слов у своего начальства. Он не услышал обещаний о том, что они обязательно разберутся, накажут виновных… Никаких эпитафий. Наверное, капитану бы это не понравилось. Он успел вскочить в автобус, ехавший до Армавира, старый, разбитый, почти целый день скакавший по еще не отремонтированным дорогам, как раненый олень, но все-таки доставивший в старый город, переночевал в гостинице, а потом отправился на импровизированный рынок, где продуктов было гораздо меньше, чем самой разнообразной одежды и других вещей, даже собраний сочинений классиков. Он расспросил, есть ли продавцы из станицы Безымянной, и нанял одного, старичка лет семидесяти, в протертом до дыр полушубке, в котором, наверное, было нежарко даже летом, с повозкой, запряженной заморенной гнедой лошадью. Он запрыгнул на рыжую рогожу, служившую подстилкой, старик стеганул клячу, и она поплелась, еле таща скрипевшую повозку.

— В дороге заночевать придется, — буркнул возница. — Ты как, к холодам привычный? Чай, в лесу зябко будет.

— Привычный. — Сергей поежился, представляя ночевку.

Жаль, что он не взял с собой одеяло. Впрочем, зачем ему было брать одеяло?

— Тогда вперед. — Дедок еще раз стеганул кобылку, прикрикнув: — Давай, бедовая, — но она не ускорила шаг, и в голову Воронцова закралась мысль, что, возможно, одной ночевкой не обойдешься.

Машина, на которой они ехали в станицу с Курилиным, была не в пример быстроходнее и то плелась почти сутки.

— Зачем тебе наша станица? — поинтересовался старик. — Родственники чи еще что?

— Родственники, — уклончиво отозвался Воронцов. — Давно не виделись.

— Чего же к себе не пригласишь? — съехидничал возница. — Чай, в городе жизнь лучше.

— Это как сказать… — Сергей прилег, подложив руку под голову.