Когда я бреду за ней по тропке меж скал, с полными руками коробок и буклетов, мне не дает покоя этот вопрос.

Мэдди всю дорогу до Бодмина клянет Ричарда. На протяжении двадцати трех миль я только и слышу: «Ублюдок!», «Мерзавец!», «Сукин сын!» и «Скотина!»

Смотрю в окно и пытаюсь наслаждаться видом, но это не так-то просто, когда за рулем рядом бурлит вулкан. Стоит прекрасный летний вечер, и я опускаю окно микроавтобуса, чтобы вдохнуть аромат теплой земли и скошенной травы. Дорога пролегает через лес, и я рассматриваю изумрудную зелень и белые свечки каштанов, в то время как лучи света от фар пробиваются сквозь полог листвы и пляшут на асфальте. Изгороди поросли цветущим вьюнком, обочины покрыты лютиками.

— Красота какая, правда? — спрашиваю я, надеясь подбодрить Мэдс, но подруга слишком занята — она скрипит зубами и обещает выпотрошить мужа. Ей не до красот природы.

— Сукин сын, — бормочет она. — Ну погоди…

Что-то подсказывает мне: предстоит долгий вечер.

Бодмин — маленький городок, который возник как бы из ниоткуда. Только что мы ехали по сельской местности, где блеяли овцы и оглушительно пели птицы, — а уже через минуту оказались на внушительной транспортной развязке и покатили через промышленные районы.

— Мы правильно едем? — спрашиваю я, нервно рассматривая бетонные строения.

— Уж поверь. — Мэдс сворачивает направо, и мы проезжаем под железнодорожным мостом. Слева школа — серые стены и жалюзи на окнах напоминают о сэре Бобе. Видимо, все школы похожи на тюрьмы. Не то чтобы, впрочем, там было так уж плохо. Я испытываю нечто вроде ностальгии. Поверить не могу, что скучаю по школе! Обычно летом я лихорадочно скупала лотерейные билеты и рассылала отрывки из романа в редакции в отчаянной надежде, что к первому сентября кто-нибудь меня спасет. И вот я избавилась от меловой пыли и протекающих ручек. Мне платят за фиктивный роман с телезвездой, а я мечтаю вернуться в класс, к моим ворчливым подросткам.

Жизнь — странная штука.

И конечно, очень хотелось бы увидеть Олли. Не сомневаюсь: если мы вновь проберемся в котельную, чтобы украдкой покурить, то наверняка уладим все недоразумения. Если же мой план потерпит крах, я могу насильно накормить Нину школьными макаронами — загадочной липкой массой, которая больше похожа на клейстер для обоев, нежели на еду. Эта штука быстро ее прикончит.

— Вот! — Мэдс дергает за тормоз с такой силой, что чуть его не отрывает. — Приехали.

Мы стоим перед участком, застроенным одинаковыми кукольными домиками цвета засахаренного миндаля. Розоватые коттеджи с желтыми террасами группируются вокруг ярко-зеленой лужайки с маленьким прудом, в котором утки смогут разве что намочить лапки.

— Номер одиннадцать. — Мэдс распахивает дверцу и выскакивает. — Возьми что-нибудь, а я пока пойду и позвоню.

Я открываю заднюю дверь микроавтобуса и начинаю таскать коробки к дому. Приходится протискиваться между припаркованными машинами. Здесь вроде бы нет ничего странного, но мой взгляд падает на маленькую синюю «фиесту», которая стоит прямо напротив двери дома номер одиннадцать. Впрочем, и в ней нет ничего необычного — как и в наклейке на заднем стекле, с изображением рыбки. Но точно такая же машина у Ричарда. Вплоть до вмятины на крыле.

Только я тут ни при чем!

Странное совпадение — Ричарду нечего делать на девичнике в Бодмине. И потом, в машине лежат банки с краской, а не Библии или что там еще положено священнику. Хихикнув при мысли о Ричарде, приехавшем на девичник, я выбрасываю глупости из головы и принимаюсь помогать Мэдс. Та потягивает вино вместе с уже нетрезвыми девицами, а я вытаскиваю вешалку с бельем и раскладываю карточки для лотереи, мимоходом отметив, что Мэдс сделала две ошибки в слове «куниллингус».

Учитель всегда остается учителем.

Вечеринка что надо. Женщины охотно развлекаются — и еще охотнее тратят деньги: заказы так и сыплются. Мы относим товары в гостиную, так что гостьям никто не мешает любоваться гигантскими вибраторами. Мы с Мэдс едва успеваем записывать. Я изо всех сил желаю, чтобы сегодня подруга наконец скопила нужную сумму. Понимаю, мои жалобы однообразны, но тем не менее напряжение невыносимо. Я так мечтаю о тихой жизни.

И об Олли.

Мы с Мэдс сидим на кухне, занятые подсчетом денег. Я отчаянно пытаюсь не думать об Олли и сосредоточиться на записи заказов. Мэдс, надев очки и сосредоточенно высунув язык, считает на калькуляторе. Мы почти закончили, когда из комнаты доносятся радостные взвизги.

— Стриптизер! — пищит кто-то из девиц. — Давай раздевайся!

Мы с Мэдс не обращаем ни на кого внимания, поглощенные арифметикой. Стриптизеры на девичнике — обычное дело, это мы уж точно переживем. Кстати, вряд ли Гэбриелу понравится, если его девушку застукают за тем, как она глазеет на стриптизера. Когда начинается музыка — разумеется, это страстное воркование Тома Джонса, — я наконец заканчиваю и украдкой заглядываю в комнату.

И едва не падаю в обморок.

В углу стоит огромный ярко-желтый магнитофон. Разумеется, в Британии может быть два подобных чудовища, и даже в крошечном уголке юго-восточного Корнуолла…

О Господи. Таких совпадений не бывает.

Пока девицы стонут и вздыхают, стриптизер, в карнавальном костюме полисмена раздевается до плавок и крутит наручниками над головой. Я не вижу его лица сквозь толпу возбужденных девиц, но… желтый магнитофон, «фиеста» у входа, странные отсутствия, краска для волос… Все начинает обретать смысл.

Конечно, Ричард не…

Не может…

Ни за что…

Я вытягиваю шею, но, разумеется, мне не хватает роста, чтобы разглядеть. Впрочем, улики ведут к единственному выводу, и я, словно новый Эркюль Пуаро, понимаю, что разгадала тайну.

Я тяну Мэдди за рукав:

— Взгляни-ка на стриптизера.

Она хмурится, занятая подсчетами.

— Я все еще жена священника. И потом, — моя подруга на мгновение отрывается от записной книжки, — в жизни достаточно повидать одного стриптизера, чтобы ухватить суть…

— Поверь, такого ты никогда не видела…

— Я пытаюсь привести в порядок заказы.

— Я серьезно, Мэдс. Ты обязана увидеть этого парня.

— Ну ладно. — Мэдс бросает блокнот на стол. — Если в результате ты успокоишься…

Она откладывает калькулятор и проталкивается через толпу улюлюкающих девиц в первый ряд.

Я закрываю глаза и начинаю считать. Один, два, три…

— Очень мило, — говорит Мэдс. — Хотя я не понимаю, из-за чего столько шума. Неужели тебя так легко удивить? А вон тот тип, пожалуй, и впрямь неплох… — добавляет она, заглядывая на кухню, где работает маляр — сейчас он полощет в раковине кисти. — Отличная задница…

— Забудь про нее! Ты не видишь, что это за стриптизер? — взвизгиваю я, становясь на цыпочки и пытаясь разглядеть мужчину. — Мэдс, там Ричард! Преподобный танцует стриптиз!