Трэвис так и не сел и продолжал стоять, нависая над ней. Рене подумала, что вид у него возбужденный.

– Почему ты не сказала мне, что твой сын участвует в моей программе?

Рене в смятении откинулась на спинку дивана. Это не его дело, подумала она.

– При чем тут это?

– Ты не сказала мне потому, что ты мне не доверяла?

– О каком доверии ты говоришь? Это что, шутка? Мой сын где-то бродит в этом ужасном буране, а ты спрашиваешь меня, доверяю ли я тебе? У тебя что, не все в порядке с головой?

Трэвис успокаивающе поднял руки.

– Прости. Я понимаю, сейчас совсем неподходящее время для таких вопросов, но пока нам с тобой все равно не остается ничего другого, кроме как разговаривать друг с другом, и, чтобы у наших отношений было какое-то будущее, мы должны разобраться с этим раз и навсегда.

У наших отношений?

Она смотрела на него, досадуя на себя из-за того, что в ней зажглась непрошеная и неуместная в данной ситуации искорка желания. Что она за человек, если думает о своих отношениях с мужчиной, когда пропал ее ребенок?

– Извини, – сказала она, – но, по-моему, сейчас не время и не место…

– Мой брат Хью страдает аутизмом. Я не говорил тебе об этом раньше, потому что мне казалось, что я постепенно влюбляюсь в тебя, и я боялся, что если ты об этом узнаешь, я тебя потеряю. – Трэвис устремил на нее пронизывающий взгляд. – Думаю, ты не сказала мне про Кирана по этой же причине.

Она почувствовала, что по щеке ее катится слеза, и вытерла ее.

– Последний мужчина, с которым у меня было свидание до встречи с тобой, сказал мне, что Киран просто кривляется, чтобы привлечь к себе внимание. Как будто бедный ребенок хочет, чтобы к нему в школе цеплялись и поднимали его на смех.

– Этот малый был просто козел.

Рене икнула и вытерла с лица еще одну слезу.

– Это точно.

– Тогда тебе повезло, что у тебя есть Киран, иначе это могло бы дойти до тебя слишком поздно.

Рене кивнула и опустила взгляд на свои руки. Она горячо любила своего сына, но до этой минуты никто никогда не говорил ей, что ей повезло, что он у нее есть. Она улыбнулась и похлопала по диванной подушке рядом с собой. Трэвис сел.

– Так что у Хью аутизм, – сказал он.

Она кивнула.

– И пока что он живет вместе со мной. Когда мы с ним были моложе, я пообещал моим родителям, что он всегда будет жить в одном доме со мной. В те времена еще не существовало интернатов и реабилитационных центров для людей с пограничными психическими расстройствами, и они очень боялись, что он закончит свои дни в психиатрической лечебнице.

– Это очень благородно с твоей стороны, – сказала Рене. – Ты был хорошим сыном, и ты хороший брат.

– Я надеялся, что ты посмотришь на это именно так. Моя бывшая жена думала иначе.

Он повернул голову и мгновение смотрел на рождественскую елку.

– Когда погиб мой отец, моя мать была уже больна, и я знал, что долго она не протянет. О том, чтобы Хью стал жить отдельно, не могло быть и речи, а когда я женился на Эмми, я предупредил ее, что когда-нибудь мы переедем в Болингброк. Но когда настало время переезда, она поставила мне ультиматум: или она, или Хью.

– И ты выбрал брата.

– Я должен был это сделать. Мое обещание родителям было дано раньше, чем брачные обеты, которые я дал ей. В те дни я был безутешен, но теперь мне кажется, что это было к лучшему. Эмми никогда не была такой, какой я ее считал. Просто до того ее ультиматума я этого не понимал.

– Тогда тебе повезло, что у тебя есть Хью.

Трэвис провел рукой по волосам и рассмеялся.

– Ну, иногда бывают дни, когда мне так не кажется.

– Поэтому ты и дал старт этой программе в школе?

Он кивнул.

– Мои родители много работали, чтобы создать компанию, которая бы давала им достаточно денег, чтобы платить за терапию, которая помогла бы моему брату в полной мере развить свои способности. – Трэвис широко улыбнулся. – Хотя Хью и странный, он чертовски умен.

– Синдром Аспергера?[6] – Она вздохнула. – Социальный педагог в школе сказала мне, что Киран очень способный, несмотря на то что у него невроз навязчивых состояний. Интересно, есть ли между подобными расстройствами и высоким интеллектом какая-то связь?

Трэвис пожал плечами.

– Понятия не имею. Я знаю одно: программа, которую мы с Хэнком Филдингом запустили в начальной школе, даст возможность таким детям бесплатно получить такую же квалифицированную помощь, какая была оказана Хью.

– Им будут давать лекарства?

Выражение лица Трэвиса сделалось жестче.

– Рене, ты мне нравишься, и ты кажешься мне человеком умным, но если твоему сыну нужно будет принимать лекарства, чтобы он мог вести полноценную и счастливую жизнь, почему ты хочешь этому помешать?

Она поджала губы и подумала обо всех тех причинах, по которым мысль о том, чтобы ее сыну давали таблетки, вызывала у нее возражения.

– Во-первых, я не хочу, чтобы на него навесили ярлык. Не хочу, чтобы каждый учитель и администратор отныне могли, заглянув в его личное дело, сразу решить, что он «ненормальный», прежде чем дать ему шанс показать, на что он способен.

Трэвис на секунду задумался.

– Это веский довод. Но наша программа будет осуществляться отдельно от ведения школьной отчетности. Однако дело же не только в этом, верно?

– Верно. Думаю, мне не хочется, чтобы его пичкали таблетками ради того, чтобы он хорошо себя вел. Он замечательный ребенок, и я не хочу, чтобы он превратился во что-то вроде зомби.

– Поверь мне, мы тоже этого не хотим. Наша задача состоит отнюдь не в том, чтобы превращать детей в послушных маленьких роботов, а в том, чтобы помочь им научиться справляться с симптомами их расстройств, дабы они могли усваивать и удерживать в памяти нужную им информацию в условиях такой среды, которая будет безопасна для всех. К тому же, – продолжал он, – что бы тебе ни наговорила Марисса, наша программа отнюдь не предусматривает медикаментозную терапию в качестве предпочтительного метода лечения. Это была неприкрытая ложь.

– Да, – ответила Рене. – Я уже поняла это, когда…

Она вдруг услышала доносящийся из кухни пронзительный визг.

Трэвис огляделся по сторонам.

– Что это?

– Похоже, это визжит моя племянница Лили, – сказала Рене, вскочив на ноги. – Пойдем.