Трэвис кивнул.

– Если ваш отец не передавал вам, что я звонил, он, насколько я понимаю, не рассказал вам и о Максе.

– А что он должен был рассказать мне о Максе?

– Сегодня ко мне приезжал помощник шерифа и сказал, что вчера Макс напал на сына мэра Дэниелса, Коуди.

– Но Макс ведь был в это время у нас.

– Я знаю. Ваш отец сказал мне об этом, но, когда приезжали помощник шерифа и Дэниелс, я этого еще не знал.

– И что же было дальше?

– Они повезли его в приют для животных, но он сбежал.

– О господи. Он уже вернулся к вам?

– Нет, – сказал он. – И это еще не все. Когда Макс убегал, Трей схватил свое охотничье ружье и выстрелил в него два раза.

– Что?

– Никто не знает, ранил ли он Макса или нет, но после последнего выстрела Макс на мгновение упал, и с тех пор я не могу его найти.

– О боже. Бедный Макс.

– Вот именно, – сказал Трэвис, и его голос зазвучал хрипло. – Не знаю, что я скажу Хью, когда он завтра вернется домой. Ведь Макс – это его пес.

Он услышал, как Рене тяжело вздохнула на другом конце линии.

– А я не знаю, что мне сказать детям, – сказала она. – Киран будет безутешен.

– Возможно, вам лучше ничего им не говорить – во всяком случае, пока. Если Макс вернется домой или я что-нибудь о нем узнаю, я сразу же дам вам знать. А если он появится у вас…

– Мы вам позвоним. Это не проблема.

– Спасибо, – сказал Трэвис. – Я буду очень вам признателен.

* * *

Возвращаясь к праздничному столу, Рене чувствовала себя так, словно на ее грудь давит какой-то тяжелый груз. Даже кружение снежинок за окном не могло поднять ее настроения. Она чувствовала облегчение оттого, что теперь Трэвис знает, что сделала Саванна, но одного его извинения будет недостаточно, чтобы их отношения снова стали такими же, как раньше. И она не могла винить своего отца за то, что он не рассказал ей о его телефонном звонке. Если бы днем она сама увидела, кто ей звонит, она, наверное, все равно бы не ответила. Нет, думала Рене, то ужасное чувство, которое она сейчас испытывает, не имеет никакого отношения ни к Трэвису, ни к Саванне, ни к неуместной попытке ее отца встать на ее защиту. Ей так тяжело не из-за кого-либо из них, а из-за того, что она понимает, какой страшный удар скоро обрушится на Кирана.

Когда Уэндел сказал ей, что общение с собакой может пойти ее сыну на пользу, Рене отмахнулась от этой идеи. Тогда она решила, что ее отец просто пытается придумать оправдание для того, чтобы позволить Кирану оставить спасенного им пса у себя. И только когда этот пес был увезен, она осознала, насколько его присутствие изменило поведение ее сына. В этом псе было что-то особенное, ему в полной мере было свойственно сочувственное понимание того, в чем нуждается человек с такими проблемами, как у Кирана. Она подумала о том, что могла означать информация, которую походя сообщил ей Трэвис.

Макс был псом его брата.

Когда Рене вернулась на свое место за праздничным столом, Уэндел бросил на нее подозрительный взгляд. Джек тоже, похоже, испытывал какие-то опасения. Однако Меган и дети ничего не замечали, и на данный момент Рене это устраивало. Она нежно погладила отца по руке, а Джеку подмигнула, что было их тайным знаком еще со времен их детства. Этот знак означал: я все расскажу тебе позже.

Когда ужин был съеден и дети еще раз осмотрели свои подарки, пришло время для принятия ванн, облачения в пижамы и торжественного чтения сидящим у камина Уэнделом знаменитого стихотворения «Визит святого Николая»[5]. После того как чтение было завершено и книга закрыта, Джек демонстративно посмотрел на часы.

– О боже, – сказал он. – Надеюсь, дети не слишком долго засиделись за столом. Санта-Клаус не может попасть в дом, если в нем есть дети, которые еще не спят.

Грейс и Лили вскочили на ноги вместе с Кираном, который выглядел не так уверенно, как они, и настороженно взглянул на своих брата и сестру.

– О, господи, ты прав! – воскликнула МакКенна, сладко улыбаясь своему старшему брату. – Пойдем, Дил. Пора уходить.

На мгновение в воздухе повисло напряжение, но младшие дети не уловили сарказма МакКенны. Они все трое радостно завизжали и побежали к своим кроватям, а за ними последовали Рене и немного пьяная Меган. Они дважды расцеловали детей, дали им по стакану воды перед сном, после чего Джек предупредил их, что уже слышит на крыше «стук оленьих копыт», и дети наконец заснули (или искусно притворились, что спят). Затем Рене вновь дотащилась до гостиной и рассказала остальным о том, что случилось с Максом.

– Поверить не могу, что кто-то мог застрелить собаку просто за то, что она убежала, – тихо сказал Джек. – Ведь никакой необходимости в этом не было, особенно если учесть, что никаких доказательств вины пса не было, а было только голословное утверждение какого-то мальчишки.

– Я знаю, – сказала Рене, обхватив ладонями кружку с кофе. – Я слышала, что Трей Дэниелс увлекается охотой, но я никогда бы не подумала, что он способен выстрелить в собаку.

– Да, Дил не говорил, что Макса застрелили, – заметил Уэндел. – Он сказал только, что в него стреляли.

– Ты прав, – согласился Джек. – Но, по-моему, даже выстрел в собаку – это самая настоящая жестокость.

– Мне кажется, у этого малого, вашего мэра, проблемы, – сказала Меган, постукивая себя по крылу носа. – Ну, с головой.

– Как бы то ни было, – ответила Рене, – нельзя ничего говорить об этом детям, пока мы не узнаем больше – особенно это касается Кирана. Думаю, пока что надо держать все в тайне.

Все согласно кивнули.

Во время этой беседы Дилан молча сидел в кресле, отклонив предложение своей сестры пойти спать. Сейчас он посмотрел на мать:

– Я мог бы поездить по округе, ища его, если ты думаешь, что это поможет.

Рене покачала головой:

– Это очень мило с твоей стороны, Дилан, но снегопад слишком силен, к тому же нет никакой гарантии, что Макс пойдет к тебе, даже если ты будешь его звать. Если он не появится к утру, мы поездим по окрестностям и поищем его, но если он до сих пор не вернулся домой, он, вероятно, нашел где-то пристанище. Уверена, с ним все будет в порядке.

Дилан кивнул и встал.

– Ну, тогда я пойду спать.

– Хорошо, мой сладкий. Увидимся утром.

Когда Дилан удалился, Меган, пошатываясь, встала и огляделась по сторонам.

– Я тоже пойду спать.

Остальные трое смотрели, как она, шатаясь, идет по коридору.