У брата Рене сделался смущенный вид – он наверняка ожидал, что тост их отца превратится в еще один из его двусмысленных комплиментов, за которым будет скрываться оскорбление.

– Я знаю, что был не слишком-то хорошим отцом…

Рене покачала головой:

– Не говори так, папа.

– Нет, черт побери, так оно и есть.

Он обратил взгляд на Джека.

– Пусть я не был хорошим отцом, но я могу отличить по-настоящему хорошего отца, когда такой попадается мне на глаза. – Он сглотнул, и глаза его загорелись. – И я хочу сказать, что горжусь тобой, сын, за то, что ты оказался лучшим отцом, чем я.

Он посмотрел на собравшихся в то время, как брат Рене скромно улыбнулся.

– За Джека!

– За Джека.

Лили воинственно сложила руки на груди.

– Его зовут не Джек. Его зовут папа.

– Ты права, – сказала Рене. – За твоего папу.

– За моего папу! – радостно закричала Лили.

Джек любезно кивнул Уэнделу, и они чокнулись.

– И за моего, – сказал Джек.

После этого все принялись чокаться друг с другом, начались возлияния, и по кругу пошли салатница и корзинка с хлебом.

– Смотрите! – пискнула Грейс. – Идет снег!

Так оно и было.

– За снежное Рождество, – сказал Джек и, провозгласив этот второй за вечер тост, снова поднял свой бокал.

Но прежде чем остальные успели последовать его примеру, в атмосферу всеобщего доброжелательства вторгся телефонный звонок.

– Похоже, это мой, – сказала Рене, когда звонки прекратились. – Он сам переключается на голосовую почту.

– А кто звонил тебе в прошлый раз?

– Когда?

– Знаешь, я слышала такую же мелодию звонка, доносящуюся из кухни, когда вы с Джеком наряжали елку.

Рене повернулась к Уэнделу:

– Мой телефон звонил, пока мы наряжали елку?

Ее отец положил в рот кусок лазаньи и начал задумчиво его жевать.

– Может, и звонил.

Она недовольно сощурилась.

– Почему ты мне ничего не сказал? Возможно, это было важно.

Он пожал плечами и положил в рот еще один кусок. Рене была знакома эта его реакция, так он вел себя, когда чувствовал себя виноватым, и в мозгу Рене зазвенели тревожные звоночки.

– Папа, – тихо сказала она. – Кто это был?

– Никто из тех, кто что-либо значит.

Рене сняла с колен салфетку и положила ее на стол.

– Извините, – сказала она. – Я скоро вернусь.

* * *

Трэвис мерил шагами свою гостиную, охваченный чувством бессилия и досады. Когда Джад Фримен позвонил ему и сказал, что Макс сбежал, он сразу же сел в машину и поехал к приюту для животных. Он хотел отыскать Макса, а также сообщить помощнику шерифа, что у него есть свидетель, который сказал ему, что вчера Макс находился в доме Рене. Но заехав на парковку перед приютом, он с удивлением увидел, что Джад ожесточенно ругается с Треем Дэниелсом.

Тогда он и узнал, что здесь произошло.

Ему понадобилось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не избить человека, который стрелял в пса его брата – того самого пса, который, как он теперь точно знал, был невиновен в выдвинутом против него обвинении. Взглянув на пикап Трея, Трэвис увидел Коуди, следящего за спором своего отца и Джада Фримена, вытаращив глаза. Интересно, что в действительности стояло за той байкой, которую он рассказал? В самом ли деле ему угрожала какая-то собака, похожая на Макса, или вся эта история выдумана от начала до конца? А если все это ложь, то зачем этот молокосос солгал?

Но теперь это, конечно, уже не имело значения. После того как перебранка между Джадом и Треем прекратилась, Трэвис сообщил им обоим, что Макс совершенно невиновен, что на него возвели поклеп, и уведомил их, что, после того как пес будет найден, он выдвинет против них обвинения в нескольких уголовных преступлениях сразу и не успокоится, пока не засудит их обоих. Затем он какое-то время пытался идти по следу Макса, но следы пса были уже затоптаны Треем и Джадом. И Трэвис решил, что лучше всего сейчас вернуться к себе и дождаться, когда Макс сам доберется до своего дома.

С тех пор прошло уже полтора часа, но Макс так и не появился. Однако у Трэвиса еще оставалась надежда – он надеялся, что, сбежав, Макс направился не к себе домой, а обратно к Рене. Точнее, к ее сыну Кирану.

Едва увидев Макса с пацаном Рене, он понял, почему пес так с ним подружился. Как в силу особенностей его натуры, так и благодаря обучению, которое он прошел, целью жизни Макса было оказание помощи людям с нервными и эмоциональными расстройствами. Поскольку Хью уехал, а до того, работая, не бывал дома целыми днями, и поскольку никому другому в доме Трэвиса такая помощь не требовалась, бедный пес лишился самого смысла своего существования. Поэтому днем он и убегал со двора, подумал Трэвис. Он искал кого-нибудь, кто нуждался в том, что он мог дать.

А я увел его от того, кому он был так нужен.

Трэвис посмотрел на свой мобильник. Стоит или не стоит опять попытаться связаться с Рене? Даже после того, как днем он нарвался на ее отца и между ними произошел тот тяжелый разговор, он все еще надеялся, что она ему перезвонит; но когда она не ответила и на его последний звонок, он решил не оставлять сообщения. Если Макс появится в ее доме, она даст ему знать. А до тех пор нет смысла ей надоедать.

Телефон зазвонил, и Трэвис схватил его, даже не посмотрев, кто звонит. Он так обрадовался, услышав в трубке голос Рене, что у него в горле встал ком.

– Простите, что беспокою вас, – сказала она.

– Вы меня ничуть не побеспокоили. Спасибо, что перезвонили. Ваш отец передал вам то, что я ему сказал?

– Нет, – ответила она. – По правде сказать, до этой минуты я даже не знала, что вы мне звонили. А в чем дело?

Трэвис был удивлен. Видимо, отец Рене злится на него еще больше, чем он предполагал, раз он даже не рассказал ей, что случилось с Максом.

– Поскольку он ничего вам не передал, первое, что я должен сделать, это попросить у вас прощения. Вы были правы насчет Саванны, а я ошибался. Вернувшись домой, я выяснил, что это она пустила тот лживый слух. И сейчас меня мучает совесть из-за того, что я напрасно винил в этом вас.

– Что ж, то, что этот слух пустила Саванна, меня не удивляет. Чем больше я обо всем этом думаю, тем более ненормальной она мне кажется.

– Вы правы – то, что она сотворила, это безумие, ненормальность. И мне очень жаль, что это повлияло на наши отношения.

– А, ну да. Я бы сказала: Que sera, sera[4].