выполнил обещанное. А потом добавил: — Что скажут люди? Ну, разве я не сумасшедший?» Де Катту, как и всем остальным, очень правились такие контрасты в характере Фридриха.

Фридрих был неравнодушен к картинам. Он довольно глубоко изучил историю живописи и в 1754 году начал собирать великолепную галерею в Сан-Суси; потолки в ней расписал Ван Лоо. Фридрих предпочитал иметь дело с художественным агентом Готчковским. У него были связи по всей Европе; он также время от времени играл роль особо доверенного дипломатического курьера для доставки корреспонденции специфического характера. Готчковский, которого считали самым богатым человеком в Берлине, раздобыл для короля две картины Рафаэля из коллекции в Риме. Фридрих захотел посмотреть на них, прежде чем согласиться на покупку. Римский владелец не хотел рисковать, посылая картины на предварительный показ, пока не была обговорена цена и не заплачены деньги. Более того, король Польши, Август III, уже предложил за них 30 000 дукатов. Готчковский указал на то, что в Польше покупатель платит налог на стоимость, если же картины приобретет король Пруссии, то продавец получит чистую сумму. Как бы ни велись расчеты, сделка состоялась, и Фридрих получил картины, а в 1742 году он купил известную коллекцию античных статуй и артефактов, собранную кардиналом де Полипьяком.

Но больше, чем к картинам и мрамору, его душа лежала к книгам. Он содержал идентичные библиотеки в Сан-Суси, Потсдаме, в Берлине, в Шарлоттенбурге и в Бреслау. В них книги были расставлены в одном и том же порядке, полка за полкой, чтобы он мог быстро найти то, что ему нужно. В основе системы Фридриха лежало разделение книг по принципу «наука» и «развлечение» — последние он читал лишь раз, к первым возвращался, изучал, делал пометки. Потому он покупал по пять экземпляров нужной ему книги.

Неприязненное отношение к немецкому языку, проявлявшееся у Фридриха в течение всей жизни, породило немало критики. Германцы полагали, что такой образованный монарх должен и может больше делать для исконно германской культуры, а не сверять вкусы и деятельность с французской. И в самом деле, Фридрих был слабым знатоком немецкого языка, его письма на нем были едва понятны. Французский язык служил критерием литературных вкусов короля. Он с пренебрежением относился к пьесам Шекспира, «этим нелепым фарсам, достойным канадских дикарей, которые грешат против правил театра», но обожал Расина, чьи произведения читал вслух, часто заливаясь слезами; наслаждался Мольером — появившиеся позже такие французские комедиографы, как Бомарше, считал Фридрих, просто жалки в сравнении с ним. Он любил перелагать в уме поэзию на прозу, чтобы проверить ее смысл, прежде чем всецело отдаться ее музыке. Фридрих, за исключением французского, не питал особой склонности к языкам: время от времени писал письма на латыни другим суверенам, но при нем должен был находиться помощник; и совершенно не знал греческого.

Король планировал создать в Берлине первую Королевскую библиотеку, и в 1774 году она наконец была построена. Ему требовался знающий и уважаемый библиотекарь, и два французских мудреца, Вольтер и д’Аламбер, настойчиво поддерживали кандидатуру отца французского Просвещения, аббата Делил-ля де Саля, автора книги «Философия природы» («Philosophie de la Nature»). Фридрих спросил аббата, кого из немцев тот знает. Аббат, по всей видимости, зная о пристрастиях короля, ответил: «Никого!» Место предназначалось для чиновника, который будет иметь дело с учеными в Берлине. Должность отдали другому человеку. Король был настолько же практичным, насколько и предубежденным.

Фридрих уделял много времени учению, отдавая предпочтение академическому образованию. Он чувствовал, что оно является необходимой предпосылкой и культуры, и процветания. Взойдя на трон, он был полон решимости превратить королевство в храм просвещения и паук. Став королем, в 1741 году Фридрих уговорил швейцарца Леонарда Эйлера[139], величайшего математика своего времени, приехать в Берлин из Санкт-Петербурга и занять должность профессора математики, которая оставалась за ним в течение двадцати пяти лет. Фридрих «коллекционировал» мыслителей, как другие люди коллекционируют марки. К ужасу многих, в 1773 году король предложил убежище иезуитам после того, как их орден по папскому интердикту был запрещен в некоторых, в том числе католических, странах: в 1759 году — в Португалии, в 1764 году — во Франции, в 1767 году — в Испании; он восхищался успехами иезуитов в области образования, их приверженностью наукам и просвещению. Вольтер теперь с ним переписывался регулярно. Дидро — также великий представитель рационалистической философии, выступавший против традиционного христианства, — в своей «Энциклопедии» не очень учтиво говорил о Фридрихе, и в Берлине его не любили. Однако Фридрих увлекался не только скептиками — он с великим удовольствием читал Фенелона[140].

Король находил удовлетворение и в работе Академии наук, во главе которой он поставил Мопертюи[141], и в подборе кандидатур для нее. Его непрестанные усилия собрать в Берлине лучшие умы Европы свидетельствовали о неистребимом желании ввести академическое образование, и он сделал много для основания в Берлине «гражданско-военной академии для молодых людей из хороших семей». Фридрих лично разрабатывал детали учебного плана: безупречная грамматика; риторика; история свободных искусств; логика; древняя и новая история; география; делопроизводство. Такие предметы, как метафизика и мораль, должны были преподаваться с целью привить юным умам противоядие от всякого рода предрассудков. В программу входили физкультура, верховая езда, танцы, игра с мячом. Молодых людей нельзя подвергать побоям, если они заслуживали наказания, но можно сажать на хлеб и воду, заставлять носить дурацкий колпак, лишать привилегий. Он хотел сделать учебу удовольствием.

В сфере общего образования, однако, достижения Фридриха были не столь эффективными. В Пруссии, несмотря на закон, вводивший всеобщее образование, значительная часть населения была неграмотна: закон — это одно, а средства его реализации — другое. Фридрих основал большое количество новых деревенских школ, увеличил жалованье учителям и улучшил условия их жизни, но, когда он умер, еще оставалось сделать очень многое, и, возможно, именно присущий королю интеллектуализм — зависящий от настроения деспотизм — не позволил ему с энтузиазмом заниматься развитием народного образования. Пруссия по-прежнему оставалась по большей части феодальным обществом, где единственным сельскохозяйственным рабочим оставался крепостной крестьянин, прикрепленный к помещичьей земле, опрятно одетый и достаточно предприимчивый, но обязанный три дня в неделю отрабатывать на землевладельца.

Самые радостные и счастливые минуты Фридрих проводил в компании избранных друзей, хотя многие из «любезных членов Баярдской группы» уже умерли. Королю было всего тридцать четыре года, когда завершилась последняя военная кампания, однако некоторые из его фаворитов были старше его, и их число сокращалось. Дитрих Кайзерлингк, Цезарец, умер во время войны, 3 января 1746