Ne murmurons done plus, et cessons de nous plaindre

D’un mal qui ne saurait durer.

«Все обстоит ужасно сегодня, но завтра мы будем смеяться, и удача повернется к нам лицом». Как бы ни отнесся д’Аржан к стихам, их содержание вызывает уважение. Он умел быть преданным товарищем, в чем Фридрих очень нуждался в такие минуты, понимал переживания короля из-за отчаянного политического и военного положения, оставлявшего мало надежды, и потребность его артистической натуры, заставившей короля в то же самое время написать строки:

Esclave scrupuleux de devoir qui me lie,

Un joug superbe et dur m’attache à ma patrie[142].

Такое настроение могло вызвать циничное отношение или просто раздражение, но д’Аржан достаточно хорошо знал этого человека, чтобы определить здесь сочетание искренности и полета фантазии. Он почитал Фридриха, но не льстил ему, с пониманием относился к его своеобразному остроумию. «Говорят, что короли являются подобием Бога на земле, — заметил Фридрих. — Я смотрю в зеркало и говорю: «Тем хуже для Бога».

Близкими по духу Фридриху были два брата-шотландца, Джордж и Джеймс Кейты. Джордж Кейт, девятый граф Маришаль, на девятнадцать лет старше Фридриха, в ранней молодости служил у Мальборо. Кейт был протестантом, но не смирился с тем, что британский трон заняла ганноверская династия, и принял участие в якобитском восстании в 1715 году и — вместе с братом Джеймсом — в короткой экспедиции испанцев, пришедших на помощь шотландским горцам в 1719 году; ее разгромили под Гленшиелом. Джорджа Кейта после восстания 1715 года за измену государству лишили всех наград, титулов и земельных владений. Он был приговорен in absentia к смертной казни и жил в Испании до тех пор, пока в 1747 году в возрасте пятидесяти четырех лет не поступил на службу к королю Пруссии.

Фридрих полностью доверял ему. Он называл его милорд Маришаль, лорд Маришаль д’Экос, наградил орденом Черного Орла и в 1751 году направил в качестве прусского посла в Париж. Фридриху сказали, что его дядя, Георг II, возражает против этого назначения, — в Лондоне действительно обсуждался вопрос о разрыве дипломатических отношений. Король Пруссии направил своему посланнику в Лондоне письмо, в котором предлагал дяде не вмешиваться. Он добивался выплаты Маришалю пожизненной ренты с отобранных шотландских владений, подтвержденной принцем Чарлзом Эдуардом в качестве компенсации за преданность якобита, — значительной суммы, поскольку семья Кейта была очень состоятельной. Маришаль нуждался в деньгах, хорошее жалованье было просто необходимо. Джорджу Кейту, полностью зависевшему от прусского короля, удалось — необычайный успех — уговорить Фридриха увеличить ему как послу в Париже содержание до 4050 экю. После службы в Париже Фридрих назначил его губернатором в принадлежащее Гогенцоллернам княжество Нойшатель в Швейцарии, где Маришаль находился до того, как этот пост перешел к бывшему послу Пруссии в Лондоне, Мишелю.

Странное совпадение — в одно и то же время Фридрих поддерживал дипломатические связи с Францией через двух дворян-якобитов, шотландского графа Маришаля в Париже и ирландского графа Тирконнела, который в течение двух лет был французским послом в Берлине. Оба правились Фридриху, особенно Маришаль, беспокоившийся, что его прежние политические пристрастия могут породить сомнения в преданности интересам Фридриха. Король успокоил его — он никогда не вступал в переговоры с Францией или с кем-либо другим относительно нрав Стюартов. В то время у якобитов существовало немало различных планов свержения правительства в Лондоне при поддержке Франции, и Маришаля часто просили разъяснить отношение к ним Фридриха. Одним из таких визитеров был богатый землевладелец из Оксфордшира по имени Доукинс, археолог, исследователь Пальмиры и Месопотамии, но Фридрих считал такие проекты безрассудными; когда принц Чарлз Эдуард нанес секретный визит в Берлин, он встречался с Джеймсом Кейтом, братом Маришаля, а не с королем. В знак признательности Маришаль был прощен Георгом II в 1759 году, в 1760 году наследовал основную часть фамильных земель, а в 1764-м выкупил остальные земли. «Я верю, что даже лукавый пересмотрел бы осуждение за государственную измену, если бы он обратился к королю Пруссии!» — писал Гораций Уолпол. Несмотря на это, Маришаль в конце концов вернулся в Потсдам. Фридрих построил для него дом, где он до самой смерти в 1778 году находился рядом с человеком, которого почитал больше всех в мире. Король часто ходил рядом с его коляской, когда он был стар и слаб.

Брат Маришаля, Джеймс Кейт, был на три года моложе его. Он тоже принял участие в восстании 1715 года, получил звание полковника в испанской армии, а затем оставил ее, поступив на службу к Петру Великому. Он дал ему под команду полк русской гвардии. Джеймс Кейт стал генералом и снискал большой почет в войне со Швецией. Он был заместителем генерала Миниха, которого порой величают «принцем Евгением России». В 1747 году Джеймс вместе с братом перешел на службу к Фридриху, и тот немедленно произвел его в фельдмаршалы — авторитет Кейта был очень высок. Для умелого и амбициозного профессионального солдата, представителя знатной семьи, практически не существовало преград в виде национальности; а Джеймс Кейт, помимо военных способностей, обладал еще и лингвистическими, имел обширные связи в литературных обществах Европы. Шотландцы особенно часто служили при иностранных дворах на высоких постах. Когда Джеймс Кейт состоял на русской службе, его посылали в качестве главы посольства для переговоров с Оттоманским султанатом. Он был принят представителем султана, великим визирем. Кейт выразил высокие и дружеские чувства от имени русского императора. Представитель султана ответил тем же. Во время непродолжительной паузы Кейт услышал, что турецкий посол что-то бормочет. Он прислушался: «Ах, Джеми, — шептал его собеседник. — Я страшно рад так далеко от дома встретить того, кого помню мальчишкой в