Они гладили друг друга и курили, и она весело болтала обовсякой всячине.

«А теперь, — сказала она, вынимая сигарету у него изо рта. —Давай-ка посмотрим, сможешь ли ты закончить то, что начал. И если не сможешь,то очень может быть, что я разорву тебя на части».

Он закончил к их обоюдному удовлетворению, и они уснули. Онпроснулся после четырех, думая о том, что произошло. Он много трахался запоследние десять лет, но то, что случилось сегодня, не было траханьем. Это былогораздо лучше, хотя и имело несколько декадентский оттенок.

«Ну, конечно, у нее было много любовников».

Эта мысль снова возбудила его и он заставил ее проснуться.

Так все и продолжалось до тех пор, пока они не нашли труп впарке. Но и раньше его кое-что обеспокоило. Две ночи назад он проснулся последвух и услышал, как она наливает в ванной стакан воды. Он подумал, что,наверное, она принимает еще одну снотворную таблетку. Скорее всего, она началапринимать их задолго до эпидемии супергриппа.

А потом эта манера ходить за ним по пятам по квартире. Дажекогда он принимал душ или облегчался, она стояла за дверью и что-то говорилаему.

И вот теперь…

Что ж ему — нести ее на своем горбу? Господи, ну уж нет. Аведь раньше она казалась ему вполне выносливой. Так вот почему она такприцепилась к нему в парке. Нет правды в рекламе, — подумал он горько. Кактеперь он будет заботиться о ней, если и с собой он не может управиться?

— Нет, — сказал он ей. — Я не сержусь. Просто… понимаешь, яведь не твой начальник. Не хочешь есть, так и скажи.

— Так я ведь и сказала.

— Хрена лысого ты сказала! — отрезал он гневно.

Она опустила голову и стала смотреть себе на руки, и онпонял, что она старается не разрыдаться, потому что ему это не понравится. Намгновение это разозлило его больше, чем все остальное, и он чуть не в полныйголос заорал: «Я тебе не отец родной и не муженек! Я не собираюсь о тебезаботиться! Господи Боже мой, ты ведь на тридцать лет меня старше!» Потом онпочувствовал знакомую волну презрения к себе и удивился этому.

— Прости меня, — сказал он. — Я бесчувственный ублюдок.

— Нет, это не так, — сказала она и шмыгнула носом. — Просто…все это как-то одновременно свалилось на меня. Это… этот человек вчера в парке…я подумала: ведь никто уже не поймает тех людей, которые так поступили с ним, ине посадят их в тюрьму. А они просто будут ходить по свету и делать это снова иснова. Как звери в джунглях. Ты понимаешь, Ларри?

— Да, — ответил он, все еще чувствуя раздражение, смешанноес совсем небольшой толикой презрения. Такова была ситуация, а иначе и быть немогло. Они ведь были посреди всего этого и видели все своими глазами. Умерлаего мать, и он присутствовал при этом. Что она, хочет сказать, что у нее болеечувствительная натура, чем у него? Все это притворство. Сплошное притворство.

— Попытайся не сердиться на меня, — сказала она. — Яисправлюсь.

«Надеюсь на это. Очень надеюсь».

— Все в порядке, — сказал он и помог ей подняться на ноги. —Пошли, прямо сейчас. Что скажешь? Нам надо многое сделать. Ты готова к этому?

— Да, — сказала она, но выражение на лице у нее было такоеже, как в тот момент, когда он предложил ей яичницу.

— Когда мы выберемся из города, тебе станет лучше.

— Ты думаешь?

— Конечно, — сказал Ларри искренне.

Спортивный магазин был заперт, но Ларри нашел железный прути разбил витрину. Завывание сирены бессмысленно огласило улицу. Он выбралбольшой рюкзак для себя и несколько меньший — для Риты. Она упаковала туда подве смены одежды на каждого — больше он не позволил. Нет смысла, — объяснилЛарри, — особенно нагружаться. Все можно найти и на другом берегу реки. Онапокорно согласилась, и ее равнодушие вновь разозлило его.

После недолгих внутренних колебаний он также взял с собойдвустволку тридцатого калибра. Пушка была очень красивой, а на ярлыке, которыйон сорвал с предохранителя и равнодушно бросил на пол, была проставлена цена вчетыреста пятьдесят долларов.

— Ты уверен, что нам это нужно? — спросила она опасливо. Ееревольвер по-прежнему лежал у нее в сумочке.

— Не помешает, — сказал он и ничего не добавил к этому, хотяи подумал про себя о жалкой смерти человека из парка.

— Ах, — сказала она тихо, и по ее глазам он угадал, что онаподумала о том же.

— Рюкзак не слишком тяжел?

— Нет, нет, действительно.

— Да, но у них есть обыкновение становиться тяжелее, когдаты идешь. Когда устанешь, скажи мне, и я понесу.

— Со мной все будет в порядке, — сказала она и улыбнулась.Когда они вновь вышли на улицу, она огляделась по сторонам и сказала: — Мыпокидаем Нью-Йорк.

— Да.

Она повернулась к нему.

— Я рада. Я чувствую себя, как будто… я снова маленькая. Имой отец говорит мне, что сегодня мы снова пойдем в поход. Помнишь такиемоменты?

Ларри слегка улыбнулся в ответ, вспоминая вечера, когда егомама говорила:

— Тот вестерн, который ты хотел посмотреть, идет сейчас в«Кресте», Ларри. С Клинтом Иствудом. Что ты скажешь?

— Помню, наверное, — сказал он.

Она поправила рюкзак на плечах.

— Путешествие начинается, — сказала она. — Нас ждутприключения.

— Чем меньше приключений, тем лучше, — ответил Ларри.

— Я была на Бермудах и в Англии, на Ямайке и в Монреале, вСайгоне и в Москве. Но я никогда не ходила пешком, с тех пор как была маленькойдевочкой, и папа водил меня и мою сестру Бесс в зоопарк. Пошли, Ларри.

Это была прогулка, которую Ларри Андервуд запомнил на всюжизнь. На перекрестке Пятой и Пятьдесят Четвертой человек висел на фонарномстолбе. На шее у него была табличка с одним словом: МАРОДЕР. На мусорном баке(на боках были наклеены свежие афиши бродвейского шоу), нежась на утреннемсолнышке, лежала кошка и кормила молоком своих котят. Молодой человек с широкойухмылкой и чемоданом в руках подошел к Ларри и сказал, что даст ему миллиондолларов за право попользоваться женщиной в течение пятнадцати минут. Миллион,по всей видимости, был в чемодане. Ларри снял с плеча винтовку и сказал, чтобытот отнес свой миллион куда-нибудь еще.

— Разумеется, парень. Не держи на меня зла, договорились? Яведь только предложил, а за это нельзя обвинить. Удачи тебе.