– Ты что… будешь это есть?

Рагдай отправил в пасть кусище, которого хватило бы удавитьконя, глаза выпучились, прожевал с трудом, ответил сипло:

– Нет, что ты!

– Но ты же жрешь!

Рагдай удивился:

– Я?

Он отрезал ломти, под тяжестью которых гнулась рукоять ножа,посыпал еще какой-то красной пылью, отправлял в рот, чмокал, закатывал глаза.Збыслав и два купца, посмеиваясь, сели с другой стороны. Залешанин, не веряглазам, смотрел, как эти люди жрякают эту мерзость, этих улиток, перловиц, хотьи называют их звучно то ли мидиями, то ли рапанами, но жрут, даже облизываются!

Рагдай с набитым ртом так, что щеки стали как у хомячка, чтовозвращается с житного поля, знаками показал одобрительно, что он, Залешанин,молодец, ибо, как благородный человек, не лопает всякую нечисть, это удел техбродяг, что скитаются по чужим странам, как вот он, Рагдай, да еще этинесчастные…

Залешанин покосился на несчастных, у них за ушами трещало,будто камнедробилка крушила гранитные валуны, а уши двигаются взад-вперед,словно отсекают куски. Во дожили! А не скажешь, что оголодали. Морды как увепрей, да и жрут как свиньи желуди.

Збыслав кивнул приглашающе:

– Навались!.. Не любишь осьминогов, возьми краба.

– Чего?

Збыслав кивком указал на уродливого рака, только впятерокрупнее, клешни страшные, но от хвоста, где самое сладкое мясо, один отросток.

– Ну, – сказал Залешанин с затруднением, –странный он какой-то… Больной, наверное?.. И запах…

– Лопай, не помрешь. А помрешь, так красиво –в дороге!

– Что-то пока не хочется, – пробормотал Залешанин. Он сопаской потащил на себя краба, тот зацепился второй клешней, сгреб на пол сблюда горку странной белой каши. Зерна крупные, блестят от жира, а запах такой,что Залешанин понял, что будет есть даже эти тараканьи яйца… Да ладно, у БабыЯги тоже ел, не перекинулся.

Из-за неплотно прикрытой двери доносился ритмичный скрипложа, вздохи, довольный рык могучего зверя. Молчаливые слуги быстро убиралипустеющие блюда, вносили на подносах новую гадость, еще страшнее. Залешанин хотелвзмолиться, неужели тут не могут есть по-людски, потом прикусил язык. Тут жехристиане, а у них вера по одним дням запрещает есть одно, по другим –другое. Может быть, сегодня им надлежит жрякать, хоть удавятся, только этумерзость, наподобие краба…

Раками Залешанин, как и всякий славянин, брезговал.И не стал бы есть даже под угрозой лютой смерти. Он сам не раз находилутопленников, в истерзанную плоть которых вцепилось с десяток раков. Естьраков – это все равно что жрать мертвечину. Нет, ни за какие сокровища…

Гости ели с таким азартом, что он, роняя слюни, чувствовал,как из голодного желудка поднимается раздражение. Пересилил себя, сказалсмиренно:

– Ладно, под такую еду как раз случай один припомнился…Когда мне на постоялом дворе рассказали, я чуть со смеху не помер!

Збыслав, с набитыми щеками, кивнул заинтересованно, а Рагдайпосмотрел подозрительно:

– Только чтобы про дерьмо не упоминал, ладно?.. А топожалеешь, что не помер.

Залешанин ахнул:

– С чего ты взял? Чтоб я такое рассказывал за столом?

– Да уж больно рожа у тебя честная… чересчур.

– Ну что ты!

– И не про раздавленных клопов или жаб…

Залешанин оскорбился:

– За кого меня принимаешь? Про любовь!

– Про любовь давай, – согласился Рагдай. – Толькочто ты знаешь про любовь?

– Ну… скажем так, слышал. А хозяин постоялого дворарассказал, как с любовью тут, в Царьграде. С разными штучками! Я что,как слышал, так и рассказываю… Словом, пошел наш Зверодрал к Раките… ну, ты еезнаешь, это та засидевшаяся в девках, толстая такая… чья-то дочь. Только полез,а она вдруг капризно: ну что ты сразу так грубо, как жеребец? Вон какие ромеивежественные, сперва ласкают, разнеживают… Насмотрелась, значит, зараза, наихнее разложение. Говорит, посмотри на мою грудь, возьми в губы, вон они у тебякакие толстые… Ну, купцу делать нечего, баба-то сладкая, стал делать, чтовозжелала, чмокал и чмокал, самому понравилось, потом почувствовал, что в ротполилось теплое. Глотнул и спрашивает: что, мол, молоко прорезалось, что ли?А она аж извивается от наслаждения: ах, говорит, как хорошо… У меня,говорит, чирей давно созрел громадный, с кулак, но все прорвать не мог.Спасибо, милый…

Рагдай тупо посмотрел на смерда, отодвинул блюдос кальмаром. Взгляд его был тяжелее подкованного слона. Не говоря нислова, вылез из-за стола. Збыслав замер с набитым ртом, лицо началопокрываться синюшной бледностью. Один из купцов прорычал:

– В самом деле жаль, что не помер…

Залешанин прислушался, но голос Рагдая донесся уже со двора.Посмеиваясь, заглянул в спальню. В роскошной постели белое нежное телоСинтины выглядело таким благоухающим, что на миг лежащее рядом могучее телокупца Зверодрала показалось медвежьей тушей. Зверодрал спал, черные волосыСинтины расплескались по его могучей груди, путаясь с черной шерстью. Однойрукой она обхватила его за шею, головку положила на грудь, спали без заднихног.

Залешанин сделал шаг назад. Синтина словно почуяла, ее векизатрепетали, приподнялись. Взгляд темных как маслины глаз был еще туманным от короткогосна.

– О, мой могучий гиперборей… У меня нет сил подняться…

– Я вижу, у Зверодрала их нет тоже, – улыбнулсяЗалешанин. – Так что набирайтесь, они вам еще понадобятся. А нампора. Торговые дела, сама понимаешь…

Он еще раз улыбнулся и отступил, плотно закрыв дверь. Покашел по коридору, нежное видение померкло, а когда вышел на улицу, вдохнулсвежий воздух ночи с запахом морских волн, растворились как дымка и Синтина, иее роскошь… Ничто не сравнимо с его Березкой. Никакие женщины мира… ничто и никогда…

Он проглотил комок в горле, вскинул голову, чтобы лицо былосухим.

Звезд высыпало множество, но пришлось постоять в полнойчерноте, пока глаза освоились. Иногда где-нибудь проплывало оранжевое пятно:городская стража носила факелы с собой, такие же факелы несли перед носилкамизагулявшего богача.

– Пошли, – сказал Рагдай недружелюбно. – Но еслирасскажешь еще какую-нибудь гадость… клянусь богами, сам тебя удавлю!

– Да я что, – пробормотал Залешанин виновато, –я когда увидел, что ты ешь, вот и подумал, что… гм… что-то похожее…

Он глазом не успел мигнуть, а витязь уже бесшумно исчез вслабой тени, что дома отбрасывали от звезд. Он зачем-то пропетлял по переулкам,выбирая самые темные. Залешанин не сразу догадался, что витязь сбивает со следавсевидящих магов: новолуние, на небе только звезды, а если нырнешь вугольно-черную тень, то никакие маги не уследят, где вынырнешь. Хоть магов каксобак нерезаных, но зеркало на всех одно, замаются поворачивать во все стороны…