конторские служащие1407. Таким образом, мы видим, что еще в XIX веке1408 отдельные компании установили иерархию между физическим трудом и бумажной работой.

Еще одна веха – изменение в самой рабочей культуре: порой выдвигаются почти утопические требования, в воображении некоторых возникает грядущий совершенно изменившийся мир. Среди прочих Поль Лафарг в 1883 году настаивал на том, что, как только пролетарии смогут распоряжаться «избытком товаров»1409, как только начнут работать на себя, как только смогут пользоваться «современными средствами производства и их неограниченными возможностями»1410, у них будет «право на лень». Длительность рабочего дня тогда можно будет менять: работа «будет разумно регламентирована, и продолжительность рабочего дня ограничится тремя часами»1411. Журнал Père Peinard в 1890‐х годах метал громы и молнии, изобличая «убийственные и тошнотворные задачи» и мечтая о других временах:

Если бы общество, вместо того чтобы быть полем битвы, было настоящим социальным институтом, хорошие парни без всяких хозяев жили бы самой безмятежной и приятной жизнью1412.

Наконец, еще одна веха, анекдотичная, но показательная: закон от 29 декабря 1900 года, навеянный английским текстом и претендующий на то, чтобы урегулировать некоторые женские работы:

В каждом зале магазинов, лавок и других торговых точек, где товары и прочие предметы расставляются вручную или предлагаются публике женским персоналом, должно быть столько скамеек, стульев и прочих сидений, сколько женщин там работает1413.

Так же обстояли дела с требованиями прислуги – слугам труднее всего было переносить свое зависимое положение. Пример таких требований можно найти в еженедельном журнале L’ Illustré national от 23 ноября 1902 года на гравюре Поля Гийома, иллюстрирующей отношения между «служанкой» и «госпожой»:

– Жюстина, если вас устраивает жалованье, почему вы хотите от нас уйти?

– Мадам никогда не отпускает меня по вечерам. Если я останусь, я в конце концов растеряю всех своих знакомых1414.

Однако официальные изменения совершались с большими проволочками: восьмичасовой рабочий день для всех был установлен лишь законом от 23 апреля 1919 года, и депутаты, голосовавшие за, победили не сразу, а постепенно, шаг за шагом: 90 голосов было отдано за этот закон в 1896 году, 115 – в 1900-м1415. Возник конфликт интересов. Критерии усталости для тех, кто ее испытывает, и для тех, кто пытается разрешить ситуацию, не одни и те же.

Решительное подтверждение этому – победа в борьбе за еженедельный выходной в воскресенье. «Английская неделя – нерабочая вторая половина дня в субботу и воскресенье – была в ходу в Великобритании с середины XIX века»1416. Состоявшийся в Реймсе съезд христианских демократов вписывает в 1896 году эту идею в свою программу1417. Альбер де Мен включает ее в проект закона в самом конце века1418. Выдвигается специфический аргумент: стремление избежать «Святого понедельника»1419 и «излишков выпитого, что случается, если не работать во второй половине дня в воскресенье»1420. Тем не менее постепенно приходили к согласию, несмотря на остававшееся сопротивление во имя парадоксальной свободы: «Если заставить его в этот день воздержаться от какой бы то ни было работы, разве это не означает снять с него всякую ответственность?»1421 В 1902 году появился новый проект закона, подготовленный независимым депутатом-социалистом Александром Зеваэсом. В нем содержались предложения ввести обязательный еженедельный выходной для наемных работников в публичном и в частном секторе, избегая при этом «фиксированного дня»1422 из опасений связи отдыха с религией; это опасение было тем более заметным, что «воскресный отдых» становится «отражением десакрализации времени»1423. В первые годы XX века синдикализм и социализм высказывают решительное согласие в вопросе об английской неделе. Аргументация становится более общей и касается «физического отдыха и интересов семьи»1424. Наконец, в 1912 году появляется закон, вводивший английскую неделю на «государственных промышленных предприятиях»1425, а потом воскресенье незаметно стало прежде всего днем для отдыха, а не для религии. Стихи из «Марша трудящихся-христиан» вскоре получили широкое распространение и воспринимались как светские: «Через истинный профсоюз / Мы бесстрашно заявляем о своих правах. / Мы требуем свободного договора, / Твердой зарплаты, чтобы можно было жить. / Восьмичасовой день – всем! / Английскую неделю – в торговлю, в промышленность! / И за воскресный отдых, / Друзья, будем бороться до конца!»1426

Это невозможно представить себе без нового государственного подхода, без пересмотра точки зрения на общее регулирование, без совершенно нового видения, согласно которому «сокращение общих энергетических затрат» может способствовать «лучшему сохранению национального энергетического запаса»1427, ориентируясь, таким образом, на меньшее количество потерь и большую эффективность.

Появление спорта

В конце XIX века возник новый вид деятельности – спорт, «затрата» физических сил для удовольствия и разрядки, и благодаря ему парадоксальным образом были изобретены самые изощренные приемы противостояния усталости и усилиям. Появлению и развитию спорта способствовали тысячи обстоятельств, тысячи экономических и социальных перемен: от робкого доступа к свободному времени до «революции» в сфере транспорта, позволившей проводить встречи «на удалении» и способствовавшей стиранию границ внутри страны1428; от появления возможности «первому встречному» принять участие в соревнованиях, что является признаком демократического общества, где нет дискриминации по социальному или статусному принципу, до крупномасштабных чемпионатов, имеющих мало общего с прежними деревенскими состязаниями. Спорт приобретает социальную значимость, становится заметным явлением, чего никогда не было у традиционных игр1429.

Надо также сказать о глубоких изменениях в цели этих занятий, об их тесной связи с культурой индустриального общества, об описании спортивных подвигов при помощи цифр, сравнений и таблиц, о создании зрелищ, о рекордах просчитанных, высоко оцененных, запечатленных. Главное последствие этого – «экстремальное» становится правилом и неоспоримым оправданием. Отсюда появление этого нового слова – «эксцесс», «узаконенное» Пьером де Кубертеном, тогда как традиция выступала за чувство меры и «золотую середину»: «Спорт – это механизм силы, в котором усилие является главным рычагом, а тенденция к эксцессу – основным мотивом для существования»1430. И отсюда же – представление об усталости как о неизбежном спутнике достижения пределов возможностей или попросту как о чем-то приятном, потому что она связана с достижением успеха:

Вас когда-нибудь приводило в восхищение упорство, с которым они встречают усталость, и дерзость, мелькающая на их искаженных усилием лицах? Тогда вам понятно, что есть во всем этом наслаждение, недостижимое с первого раза, но намного превосходящее все те радости, что доставляют томные удовольствия, безобидные развлечения,