девочек страдают анемией, диатезом и нервными болезнями»1326; немец Рудольф Финкельнбург утверждал, что «80% молодых людей с высшим образованием неспособны к военной службе»1327; француз Жан-Батист Фонсагривс обещал неизбежный упадок разным «десятилетним Пико делла Мирандолам, которые поражают своими энциклопедическими знаниями»1328, а Академия медицины два года – 1886‐й и 1887-й – дебатировала этот вопрос.

Также под прицелом оказались академические и университетские конкурсы. Выдвигаемые ими требования впечатляют. Жесткость отбора настораживает и разочаровывает, а «демократическая, эгалитарная нация»1329 их навязывает. В 1881 году газета «Ле Паризьен» упрекает их в создании «хилых умников, которые держатся на ногах только благодаря молодости»1330. Эжен Далли критикует конкурс в школе Сен-Сир, который предположительно «вызывает сокращение объема грудной клетки»1331 из‐за недостатка сна и прочих лишений. Жорж Дюжарден-Бомец плохо отзывается о конкурсе в педагогическом учебном заведении для девушек, где на двадцать пять мест претендуют пятьсот кандидаток, что, по его мнению, оказывает «пагубное влияние»: «Печальные последствия умственного переутомления можно наблюдать в особенности в момент поступления, после пережитого волнения и усталости, вызванных конкурсом»1332.

С распространенной в XIX веке точки зрения опасности для девушек возрастали. Робертсон де Манчестер видит в этом причину «смерти во время родов»1333, а Альфонс де Кандоль – причину психических заболеваний, удивляясь «количеству девушек, выбравших профессию учительниц и попавших в психиатрические лечебницы»1334. Граф Шефтсбери даже приводит цифры: в 1882 году в Уэльсе из общего числа школьных учителей, попавших в психиатрические лечебницы, женщин было 145, а мужчин – 381335. Корреспондент Medical Times говорит о том, что «многие из девушек были сражены болезнью на втором или третьем году специального обучения»1336. Объяснение все то же: женская «нервная система» считается «гораздо более уязвимой»1337.

Если смотреть шире, речь идет о неясной патологии, созвучной тогдашним взглядам на физиологию. Прежде всего, это приток крови к мозгу, вызванный умственными усилиями, как следствие – головные боли, зубная боль от «гиперемии», носовые кровотечения, зоб, менингит, кровоизлияния, воспаления глаз. Морис де Флери, парижский врач, специализирующийся на «психических заболеваниях», констатировал тревожный факт: «Восьмилетний мальчик, к которому меня вызвали, сам догадался вытянуться на ковре, чтобы улучшить кровообращение в голове»1338.

Далее следует ослабление организма, что благоприятствует действию микробов, открытых в конце XIX века, – тифозной лихорадки, туберкулеза, многочисленных хронических инфекций и разнообразных заражений. Наконец, нервное истощение, вызванное беспомощностью и одиночеством, описанное психиатрами конца века:

Кабинетный ученый продолжает работать и ночью. На протяжении долгих часов он фиксирует внимание на изучаемом предмете. В кровать он ложится в 3 или 4 часа утра, но спать не может. Его воля не в состоянии умерить беспорядочную мозговую деятельность. Он не только не спит, но и испытывает мучительный холод в руках и ногах, спазмы в голове, ломоту во всем теле, боли в животе. Как правило, нормальный ночной сон восстанавливает истощившиеся силы, но если приступы мозговой усталости повторяются, эти симптомы могут нарастать и пациента может настичь церебрастения, церебральная форма нервного истощения. <…> Пример показывает, как под влиянием только лишь переутомления мозга могут развиться нарушения всех функций организма, в особенности пищеварения и кровообращения…1339

Картина пессимистичная, даже тревожная, показывающая обострение физических симптомов, их внезапность, их разнообразие, «потребность в отдыхе», разного рода слабости, усиление дискомфорта, «парестезии, ощущение мурашек по коже, онемение»1340: появляется современный индивид, далекий от совершенства, «зацикленный» на себе, находящий в собственном теле и поступающих от него сигналах свидетельство своей целостности. Отсюда – все более систематическое стремление определить, что тревожит, обуревает, мучает, мешает, желание увидеть незаметные и разнообразные признаки усталости. Эта пессимистичная картина также демонстрирует ставшую очевидной в конце XIX века оборотную сторону господства технического прогресса со всеми его станками и ритмами: внезапную уязвимость, неудовлетворенность, неприспособленность, вызывающую досаду и не поддающуюся контролю. Переутомление и его специфические последствия в этом случае обнаруживают трудности принятия изменений мира, в котором «экстремальная» скорость может оказаться навязанной. Впервые усталость становится образом жизни, неизбежным условием существования и судьбой.

Неврастения

Появилось новое название для этой проблемы, для этого общего зла – «неврастения», высшая степень переутомления, нервная слабость, удар по любой инициативе, по любой реакции. Ее описания появляются в основном в 1880‐х годах1341. Таков, например, описанный Вёрджилом Борелом в 1898 году полковник английской армии, жертва «большого физического утомления», неспособный «сконцентрировать внимание», такой изможденный, что «подвергает сомнению собственное существование»; все это началось «после усиленной и длительной умственной работы», «значительной физической усталости» на фоне «больших неприятностей»1342. Мнения специалистов совпадают1343, подобная картина распространяется, беспокоит, пугает, разоблачается, вызывает ненависть, страх вырождения из‐за «упадка нервной системы». Картина эта, как правило, весьма приблизительна, можно сказать, груба. Шарль Фере прибегает к этому образу в 1894 году, чтобы в весьма ядовитой и сардонической манере описать своих «невропатических родственников»: «История болезни еврейского народа в высшей степени благоприятна для наблюдения подобных фактов. <…> Согласно Анри Межу, легенда о Вечном Жиде, возможно, всего лишь ее популярное изложение»1344. Здесь мы видим стремление выразить через образ слабости самые черные и опасные мысли.

В конце века этот образ появляется и в литературе, подтверждая важнейшую роль такого явления, как неврастения, в культуре того времени. Символом эпохи становится тщательно выписанный Жорисом-Карлом Гюисмансом в романе «Наоборот» образ дез Эссента, возрастающая слабость которого становится угрожающей и заставляет его «оставаться в постели»:

Невоздержанность в холостяцких привычках, утомительная работа ума усилили врожденный невроз, истощили кровь, и без того в их роду истощенную. В Париже дез Эссенту пришлось пройти курс гидротерапии, так как у него дрожали руки и были сильнейшие невралгические боли. От них перекашивалось лицо, стучало в висках, кололо в венах, тошнило, причем тошноту можно было перебороть, только если лечь на спину и погасить свет1345, 1346.

Воспоминание становится тоньше, углубляется, память играет со слабостью и немощностью, вызывает страдания, парадоксальным образом смешанные с отсутствием сил и с усилием, с ущербностью и с болью; это своеобразный способ «больше не существовать», чувствуя себя «более живым в ускользающей жизни»1347. Ги де Мопассан весьма реалистично вызывает в памяти пустоту, состоящую из беспомощности и истощения, исчезновения и в то же время боли:

День утомляет меня, надоедает мне. Он груб и шумен. Я с трудом встаю, нехотя одеваюсь и выхожу из дому с сожалением. Каждый шаг, каждое