– «Как! Ты дерешься со сволочью? Сюда,

Бенволио! Смерть ждет тебя!»

Я резко обернулся. Толпа расступилась, и я увидел Колина. Он уставился на меня: глаза блестели в прорезях свирепой черно-красной маски с резко очерченными скулами – угловатыми и похожими на крылья дракона.

Я:

– «Я только

Хотел их помирить. Вложи свой меч

И помоги мне кончить дело миром».

Колин:

– «С мечом в руках и говорить о мире!

Мне так же ненавистно это слово,

Как темный ад, как ты, как все Монтекки!

Держись смелее, трус!»

Колин бросился на меня, и мы врезались друг в друга, словно боевые петухи. Мы делали выпады и парировали, уворачивались и наносили удары, пока в драку не ринулись первые четыре девушки. Здесь хореография рухнула, и мы дрались уже как животные, подбадриваемые сотней зрителей в масках. Я натолкнулся локтем на подбородок Колина и упал на спину. Мой противник мгновенно оказался сверху, схватив меня за горло, но я не сомневался, что Эскал прибудет вовремя и не даст меня задушить. И он – или скорее она – появился на верхней ступени лестницы, ведущей на балкон, во всем своем ошеломляющем поистине королевском великолепии.

– «Мятежники, враги порядка! Злобно

Пятнаете вы кровью ваших близких

Свои мечи! Вы будете ли слушать

Меня иль нет?»

Мы тут же прекратили свалку. Как только Колин отпустил меня, я перекатился на колени, в немом изумлении глядя на Мередит. Она затмевала любого парня, будь он на ее месте в роли Эскала: густые рыжие волосы были заплетены в длинную косу, стройные ноги обуты в высокие кожаные сапоги, а лицо прикрывала бело-золотая маска, мерцавшая так, словно ее окунули в звездную пыль. Когда она спускалась по лестнице, длинный, до пола, плащ подметал ступени.

Мередит:

– «Вы звери или люди?..

Ужель огонь вражды свирепой вашей

Способна потушить лишь только кровь

Из ваших ран? Под страхом строгой пытки

Приказываю бросить вам сейчас

Оружие из рук, покрытых кровью,

И выслушать свой приговор из уст

Разгневанного принца!»

Ее голос звучал твердо и непреклонно, эхом отражаясь от стен. Мы послушно бросили кинжалы.

Мередит:

– «Смутили вы, Монтекки с Капулетти,

По поводу ничтожнейшей причины

Покой и мир старинных наших стен!

Три раза старцы – граждане Вероны —

Забывши мир и свой почтенный сан,

Хватались ослабевшими руками

За старые, источенные пылью

Свои мечи, чтоб потушить старинный

Ваш злобный спор!»

Высоко подняв голову, она медленно приближалась. Колин отступил и почтительно поклонился. Каждая из девушек опустилась на одно колено. Я последовал их примеру. Мередит остановилась, посмотрела на меня сверху вниз и рукой, затянутой в перчатку, приподняла мой подбородок.

– «Коль скоро повторится

Еще подобный случай – вашей жизнью

Ответите вы оба…»

Предупреждение прозвучало с мягкой насмешкой. Она погладила меня по щеке, отдернула руку и развернулась на каблуках, край ее плаща скользнул по моему лицу.

– «…А теперь

Ступайте прочь отсюда!»

Девчонки и Колин начали собирать брошенное оружие и потерянные детали костюмов.

– «Идите ж!

И знайте, что ослушников ждет казнь!»

Мы бросились врассыпную под гром аплодисментов, а Мередит стала подниматься по лестнице на балкон. Я замер, наблюдая за ней, пока она не скрылась из виду. С облегчением вздохнув, я направился в центр зала. Повернулся к ближайшему зрителю – парню (я не знал, кто это, в прорезях маски виднелись лишь глаза) – и спросил:

– «Где Ромео?»

Я произнес реплику жены Монтекки, но она подходила «по сценарию» (только об этом меня и предупредили).

Я взглянул на другого зрителя и обратился к нему:

– «Кто виделся сегодня с ним? Как рад

Я всей душой, что не был в драке он».

Именно в этот момент из восточных дверей появился Ромео, весь в голубом и серебряном. Маска плавно загибалась назад, к вискам, глаза были устремлены на маленькую книжку, которую он держал в руках. Он казался почти мифической фигурой, Ганимедом, юношей, который уже не был мальчиком, но пока еще не достиг мужской зрелости. Я догадывался, что Ромео будет играть Джеймс, но его облик не стал от этого менее печальным или менее ошеломляющим. Мое сердце легко, неуверенно затрепетало.

– «Вот он!» – чуть тише сказал я, глядя на девушку, которая стояла возле меня.

И меня снова захлестнула странная собственническая гордость. Все в зале смотрели на Джеймса (разве они могли на него не смотреть?), но я – единственный действительно из всех – знал его от и до. По крайней мере, я так считал.

– «Оставьте нас – и я, быть может,

Узнать успею то, что нас тревожит.

…С добрым утром!»

Джеймс поднял голову, посмотрев на меня в упор. Он, казалось, был удивлен, обнаружив меня здесь, хотя я не знал почему. Разве я не был его правой рукой, его оруженосцем? Банко, Бенволио или Оливер. Какая разница!

Мы слегка поспорили о его безответной любви, и началась мизансцена, в которой я всякий раз преграждал ему путь, как только он собирался уйти, пытаясь уклониться от моих вопросов. Он был рад подыграть мне, пока, наконец, не сказал твердо и решительно:

– «Прощай! Я ухожу…»

– «С тобой и я.

Уйдя один, обидишь ты меня», – воскликнул я, поймав его за руку.

– «Меня совсем разбило горе это.

Я чувствую, что я не здесь, а где-то

В иной стране!»

Он высвободил руку и развернулся, но я метнулся ему наперерез, преграждая дорогу. Мое желание удержать его на месте в какой-то момент вышло за пределы мотивации актера и его персонажа, меня охватила нелепая мысль, что если он сбежит, то я потеряю его навсегда.

– «Скажи, кого ты любишь?» – спросил я, опустив руки ему на плечи, ища в его глазах проблеск ответного искреннего чувства.