– Ты не представляешь, как она упряма, Чарлз! – пожаловаласьОливия. – Она совсем не такая, какой кажется.

– Очевидно, – вздохнул он, неодобрительно качаяголовой. – Думаешь, твой отец ее совсем измучил? Я всегда считалнесправедливым, что она прикована к нему и не имеет ни собственной жизни, нидрузей, ни поклонников.

Она никуда не выезжает, а ему, кажется, все равно – главное,чтобы она сидела дома и заботилась о нем. И вот к чему это привело!

– Возможно.

Оливия не думала ни о чем подобном, но Чарлз отчасти прав.Что, если отец тоже так посчитает? Вряд ли…

Но Оливия тем не менее чувствовала себя преступницей.

– Но если она написала, что пробудет там несколькомесяцев, значит, так тому и быть. Она оставила отцу письмо. Я хотела отвезтиего завтра.

– Не считаешь, что лучше все-таки подождать снедельку? – всполошился Чарлз.

– Ах, Чарлз, все это абсолютно бесполезно. Отец незаслужил, чтобы ему лгали.

– Я отвезу тебя, – вздохнул он, и Оливия кивнула.

– Она что-нибудь говорила вчера вечером? И даже ненамекнула?

– Ничего; – сокрушенно вздохнула Оливия, и у Чарлзане хватило духу сказать, что самоубийцы тоже ведут себя подобным образом.Может, это к лучшему, что свояченица всего-навсего сбежала, а не выкинула чтопохуже! Но он впервые за много месяцев почувствовал к жене нечто вроде жалости.Она выглядела такой несчастной и убитой горем, что неожиданно напомнила емуОливию.

Но настоящая трагедия разыгралась, когда вернулся Джефф. Онбезудержно рыдал, узнав об исчезновении тетки, и едва не бился в истерике,прочитав письмо.

– Совсем как мама, – всхлипывал мальчик, прячаголову на плече отца, и Оливия, не выдержав, залилась слезами.

– Она никогда не вернется, я знаю!

– Вернется, – твердо пообещала Оливия. –Вспомни, что она тебе говорила… Куда бы она ни уехала, все равно будет любитьтебя и обязательно приедет.

Мальчик даже не спросил, откуда ей известно, что сказалатетка, но Оливия тут же напомнила себе, что следует следить за своими словами.

– Она не лгала, Джефф, – продолжала девушка ужеспокойнее, подражая сестре. – Оливия действительно любит тебя как сына,которого у нее нет и не будет. Нужно только набраться терпения и подождать.

Но Джефф отказывался ей верить, и позже Оливии пришлосьобъяснить, что его мать обязательно приехала бы, если бы могла.

Было уже довольно поздно, и она играла с собакой, лежа напостели Джеффа, постоянно ощущая непривычный вес колец Виктории на пальце.

– Неправда, она могла бы вернуться, но незахотела! – рассерженно выпалил Джефф. Он злился на Оливию, покинувшуюего, и та не осуждала ребенка, просто удивилась неожиданному взрыву.

– О чем ты, Джефф? – недоуменно осведомилась она.

– Могла бы сесть в шлюпку рядом со мной и осталась быжива!

– Она уступила место ребенку и спасла ему жизнь. Этоочень мужественный поступок.

Мальчик нерешительно посмотрел на нее, пожал плечами, и поего щекам скатились две слезинки.

– Я все еще скучаю по ней, – прошептал он. ОбычноДжефф не откровенничал с Викторией, но на этот раз так расстроился, что забыл опривычной сдержанности.

Оливия осторожно коснулась его руки.

– Знаю. И знаю, как тебе недостает Олли. Мне тоже… номожет быть, теперь мы сумеем стать друзьями.

Он как-то странно уставился на нее, и Оливия поспешноотвернулась, в который раз напомнив себе, что заходит слишком далеко. Поцеловавмальчика, она вышла и направилась в спальню. Вечер выдался на редкость тяжелым,и все из-за сестры!

– Как он? – немедленно спросил Чарлз.

Он места себе не находил из-за сына, неожиданно потерявшегоженщину, заменившую ему мать. Виктория почти не обращает внимания на Джеффа,хотя сегодня была чуточку внимательнее, и это радовало Чарлза. Он боялсяпредставить, что было бы, останься она и сегодня равнодушной к пасынку. Новидимо, и в ней есть нечто, похожее на человечность.

– Он очень расстроен, – тихо заметилаОливия. – И трудно его осуждать. В толк не возьму, что это на нее нашло.Для меня это такая же тайна, как и для него.

Она устало опустилась на постель, от всей души желаяВиктории свалиться с приступом морской болезни. Так ей и надо бы! Только сейчасОливия по-настоящему осознала, в какую ужасную ловушку позволила себя поймать.А завтра предстоит еще разговор с отцом.

– Может, она тайно влюблена в кого-то?

Оливия искренне рассмеялась. Какой вздор! Ей вообще никто ненравился, кроме Чарлза, и то она всеми силами старалась скрыть этоунизительное, постыдное чувство.

– Ни за что не поверю! Такие вещи просто ее неинтересуют. Оливия очень застенчива, – как ни в чем не бывало заверилаОливия, и муж ответил насмешливым взглядом.

–. Совсем как ты, дорогая? – саркастически хмыкнул он.

– Что ты хочешь этим сказать?! – взвилась Оливия.Именно так поступила бы сестра, поэтому долго раздумывать не приходилось.

– По-моему, тебе это известно не хуже меня. Вряд лиможно утверждать, что наша совместная жизнь полна романтики, не так ли?

– Не знала, что именно этого тебе недостает, –отпарировала Оливия, и, судя по виду, Чарлз, нашел ее сарказм совершенноестественным.

– Честно говоря, я не ожидал такого финала. Как,впрочем, и ты, – грустно вздохнул он, и Оливия сочувственно взглянула нанего.

Чарлз удивленно поднял брови – такого он не ожидал – ипоспешил сменить тему. Виктория достаточно натерпелась за сегодняшний день, нестоит изводить ее ненужными ссорами. Кроме того, какой смысл? Все равно их бракокончательно распался, и остается лишь поддерживать видимость.

– Когда ты собираешься к отцу?

– Дорога достаточно долгая, придется ехать с утра. Тыне против поехать со мной?

Оставалось надеяться, что он не передумал. В отличие отсестры Оливия не умела водить машину. Придется звонить Доновану и солгать, чтоона слишком расстроена и боится сесть за руль.

– Я с радостью тебя отвезу. Не возражаешь, если мывозьмем Джеффа?

Чарлз немного побаивался, что жена начнет возражать,поскольку мальчик неизменно ее раздражал, и уже приготовился было к отказу, нобыл приятно разочарован.

– Разумеется, нет, – заверила жена. Положительно,исчезновение сестры благоприятно повлияло на нее. Она словно бы смягчилась,казалась куда беззащитнее, и в ней появилось нечто неуловимое, чему трудно былоподобрать название. Виктория казалась более покорной и словно бы съежилась.Стала чуть-чуть менее вызывающей.